Стая - Сергеева Оксана (2014)

— Говорю: сигарету убери. Не кури в машине, — повторил Шаур, чем еще больше взбесил Лёньку.

У того почти пар из ушей повалил, он схватил друга за грудки и рванул на себя, встряхивая того, как

трясут баллончик с аэрозолем.

— Шаур, ты что совсем охренел? – заорал он. – Маркелов да, ладно… Но Женька же!.. Мне эти

братки до задницы! Женька же!.. Как ты можешь?.. Это же не утку на охоте подстрелили!

— Ты меня на глотку не бери! – рявкнул Шаурин так, что Лёньке почудился треск осыпавшегося

стекла. – Сядь, не ори! – Отбросил от себя взбунтовавшегося друга и подождал, пока тот, фыркая и

отдуваясь, усядется. Отдышался сам и только потом проговорил: – Потом плакать будем, не время

сейчас. Убьем уродов, потом поплачем.

— Вот такой расклад мне нравится, — с мрачным удовлетворением сказал Вуич и вытер со лба

выступившую испарину. – Это меня устраивает.

— Устраивает? Тогда работай, раз устраивает! Пора уже. Посидел, присмотрелся, прощупал народ, теперь действуй – чтобы говорили тише, чем думают. И чтобы я знал, о чем думают! – Голос Дениса

утратил обычные мягкость и спокойствие, стал резким, жестким. Низким. В нем появились такие

нотки, которые даже у Вуича мороз по коже вызывали.

А, казалось, должен был привыкнуть. Но к такому Шаурину привыкнуть нельзя. Слишком редко он в

этой личине показывался. Это то же, что спящий вулкан разбудить.

Вот сейчас Лёня ощущал, как из друга рвалась неуемная энергия. И сила, которая всем нутром

чувствовалась. От этого у самого сердце заходилось в бешеном ритме, и все сомнения таяли, как

первый снег. Готов был горы свернуть.

Потому что знал его и видел сейчас того Шаура, который его задницу когда-то прикрывал. И голову.

А голова намного важнее, чем задница. Вместе они были в таких местах, откуда некоторые живыми

не выбираются. А они выбрались. Вместе со Стасом и Женькой выбрались. Только Женька…

При мысли о Женьке сердце Лёньки буквально замирало, отказывалось работать. Голова лопалась от

мыслей и грудь разрывало. Только когда притянул Дениса к себе, заметил, что глаза у того слишком

блестящие, наверное, от слез влажные. И молчал он, потому что говорить не мог. Один Бог знает, как

ему тяжело сейчас было. Ведь не Лёнька пообещал ему решить проблемы. Не Лёнька обещал, что все

будет хорошо…

— Не вопрос. Кто бы только дал мне, где развернуться. А Шип?

— Ты разворачивайся — самое время. Шип пусть к Юрику пристегивается. А мне нужно кое-что

узнать – одну небольшую, но очень важную деталь. После этого действовать будем.

— Узнать что?

Шаурин сначала помолчал, собирая разрозненные мысли, затем холодно выдал:

— Я ни за что не поверю, что Маркелов полез в разборку. Он, конечно, взрывной малый… был. Но

он очень исполнительный. Инициативы проявлял мало и крайне редко нарушал приказы.

***

Погода радовала. К середине апреля солнце растопило весь снег. Сошел он быстро, почти незаметно.

Все вокруг ожило, хотя было еще серо и бесцветно. Ароматный влажный воздух можно было

черпать ложками, такой он стал густой и насыщенный. Волной окатывал с самой макушки и даже в

ботинки спускался.

Весна давала надежду. Но эта надежда не находила места ни в голове, ни в сердце.

Лезли воспоминания о прошлой весне со всеми планами и волнительным ожиданием перемен. Вот

они – перемены. И года не прошло, а все у него в жизни изменилось до неузнаваемости.

Монахов приказал всем сидеть тихо и не делать лишних движений. Это правильно, потому что

теперь каждый шаг нужно просчитывать на десять раз. Прошли похороны, потом поминки...

Сергей Владимирович, естественно, не бездействовал. На своем уровне решал кое-какие вопросы, встречался с нужными и важными людьми – готовился дать ответ Веселову. От этого ожидания у