Стая - Сергеева Оксана (2014)

Денис, будто пользуясь этим всеобщим волнением, пригнулся к Юле и проговорил:

— Соскучился. Читай в голосе тоску, истерику и всю скорбь мировую.

Не было у него в голосе ни того, ни другого. Мировой скорби тоже не было. И говорил он, не

стараясь ее как-то обаять. Но его низковатый тон с вынужденной хрипотцой и теплое дыхание, касающееся щеки, действовали лучше любых многообещающих взглядов и пылких заверений.

Стараясь скрыть нахлынувшие чувства, Юля снова поднесла бокал к губам: спрятала под ним

расплывающуюся улыбку.

Прав был тогда Денис, когда несколько назад утверждал, что после их первой совместной ночи все

между ними изменится. Почти три года с тех пор прошло, а чувства совсем не притупились, а только

сильней разгорелись. Отношения свои они не афишировали, но и не скрывали. А если бы скрывали

намеренно, как приходилось делать это раньше, то действительно не получилось бы. Их связь стала

почти осязаемой. Ну, Юля это точно ощущала — что-то теплое и обволакивающее, царящее между

ними; какое-то сверхчувство на уровне инстинктов, которое позволяло без слов говорить и даже

мысли угадывать.

— Хорошо, дорогой, — прильнула к нему поближе и, невзначай задев губами шершавую скулу, сказала вполголоса: — Только чур я сверху.

Денис вобрал в себя воздух и медленно выпустил его сквозь приоткрытые губы. Юлькино «дорогой»

звучало очень «киношно», но ему всегда нравилось, как она это говорит. А уж последнее

высказанное обещание ему понравилось еще больше.

Довольно скользнув взглядом по мужскому лицу, Юля отметила едва проступивший румянец и то

самое хорошо знакомое выражение в серых глазах.

— Мог бы и сказать что-нибудь такое, чтобы «ах», — так же, продолжая изображать

непринужденность, отставила бокал и стерла оставленный на небритой щеке едва заметный след

своей губной помады.

— Чтобы «ах» я тебе дома сделаю, — легонько щелкнул пальцем по бокалу и перекинул руку на

спинку ее стула, — пей шампанское, оно на тебя занятно действует.

Все-таки Денису удавалось лучше владеть собой, у Юльки после его слов дыхание в груди застряло.

Образовавшийся жаркий ком даже шампанским невозможно было протолкнуть, только и оставалось

что терпеть до конца вечера, как сама говорила. Напросилась. Доигралась.

Чуть поерзала, усаживаясь поудобнее, и со вздохом закинула ногу на ногу. Опираясь спиной, почувствовала расслабленную руку Дениса. Его тепло проникало в нее, ощущалось даже сквозь

несколько слоев ткани — пиджака, рубашки, ее платья.

Шаурин сидел в пол-оборота и наблюдал за эмоциями, отражающимися на лице Юли, вернее, отражающимися в ее глазах. Там, в глубине темных зрачков. Потому что лицо она сумела оставить

бесстрастным. Почти. Чтобы что-то прочитать на нем нужно очень хорошо знать ее. И сейчас у

самого в голове было только одно желание, от которого уже скулы сводило, — поскорее задрать на

ней платье.

Если б не помада на ее губах, таких мягких и податливых, впился бы в них и похрен на гостей.

Впился до укуса. Укусил бы от жадности, от жажды, от страсти бешеной. Сделал бы это, хотя они не

привыкли показывали чувства на людях, так и не научились вести себя свободно при посторонних —

в обществе подобно этому, среди так называемой элиты. Как-то по молчаливому согласию. Не

обнимались, никогда не держались за руки. Если только там, где их никто не знает. Если только

прогуливаясь по каком-нибудь парку или набережной...

И сейчас максимум, что Денис себе позволял, это вот так перекинув руку ей за спину, слегка

касаться кончиками пальцев плеча.

Зато наедине их эмоции находили выход, сполна компенсируя принятую обоими внешнюю

сдержанность.

— Что-то папа там совсем укурился, — задумчиво проговорила Юля.