Стая - Сергеева Оксана (2014)

Его — целиком и полностью. А Шаурин предпочитал не давать никому шанс лишний раз пробовать

себя на прочность. И без того деятелей хватало.

Денис плотнее уселся на стуле, взялся за свой бокал. И почему-то показалось, что в глазах Вуича

застыла настороженность. Словно ждал он, что вот-вот грянет взрыв. Шаурин инстинктивно

напрягся, стал внимательнее вслушиваться в разговор Монахова, хотя с виду не показывал своего

интереса. Есть уже не хотелось, но сжал вилку.

В этот момент «седой», именуемый Андреем Павловичем, обернулся, глянув на танцующую пару, а

потом сказал бодро:

— Монах, красивая у тебя дочка. Давай-ка мы ее засватаем. А, что?.. — продолжил весело и задорно, словно сам своей прозорливости удивился: — Сын у меня взрослый, постарше твоей Юльки будет, бизнес свой имеется, остепениться пора. Сколько ж можно по шлюхам маяться?

— Так и дочь у меня не маленькая. Своя голова на плечах есть. Вот спросим, согласится, так и пусть

женятся. Я с тобой не против породниться, но слово за дочерью.

Шаурин поднял глаза на Лёню. Показалось, что его фигура волнообразно двинулась. Но это было не

так. Тот сидел прямо на стуле. Просто, как сказал бы сам Лёня, Дениса перекрыло. На все сто из ста

возможных. Потому яростная пелена замутила разум, пошатнув перед глазами окружающую

реальность.

Не то, что Юлька с кем-то танцевала, вывело Шаурина из себя. Конечно, не это. Не глупый разговор

между Монаховым и «седым», хотя, чего уж скрывать, приятного мало. Но когда тебе раз за разом

давят на одну и ту же болевую точку, она постепенно превращается в огромную незаживающую

рану. А потом даже от каждого малейшего прикосновения хочется орать от боли во всю глотку. Уже

не помогают доводы разума и попытки уговорить самого себя перетерпеть, пережевать… Сколько

пережевывать? Сколько еще ему все это пережевывать и глотать?!

А Монахов все давил и давил — месяц за месяцем, год за годом… Выворачивал ему внутренности, при каждой малейшей возможности подчеркивая, что в жизни его дочери Шаурин никакой роли не

играет. Ничего не значил и значить не будет. Что он никто и звать его никак. Что она не для него.

Не знал Денис, как в этот раз суметь утихомирить своего внутреннего зверя, который ревел, что

Юлька его и рвался наружу, раздирая в клочья все доводы разума. Как удержаться, чтобы не сделать

что-нибудь… разве что зубами за воздух…

Поначалу думал, что Монахов смирится. Первое время не обращал внимание на его ядовитые уколы.

Но иглы становились все острее, а яд все больше разъедал изнутри.

Не понимал. Решительно не понимал, чего Монахов добивается. Чтобы от Юльки отказался? Да

чтобы он от нее отказался его убить надо, а не выводить на ревность и эмоции, пусть даже такие

дикие.

Не полегчало даже когда Юля села рядом. Заметила, наверное, что что-то не так — все пыталась

поймать его взгляд. Но он старался не смотреть на нее, боялся, что по глазам все прочитает.

Не смотрел ни на нее, ни на кого другого. Попытался отгородиться. Почему-то представился дождь.

Еще бы… В голове вот так же шумело.

Не слушал. Старался за слова не цепляться. Не очень хорошо выходило, привык же действовать с

точностью до наоборот. Трудно сломать враз собственные механизмы.

Выпад сослуживца отца о свадьбе Юльку немного выбил из колеи. Она посмотрела на Монахова, словно искала и ждала поддержки, но не дождалась.

— А у тебя, Миша, денег, что, больше, чем у моего папы? — спросила с глупым смешком.

Прозвучало как удар хлыстом, но сработало. Молодой хмырь сразу с лица сошел, да и папаша

погрустнел заметно. Не знал бы Денис Юльку, поверил бы в ее дурь. На слово бы ей поверил.

— Юль Сергевна, ваша милость, не откажите в танце, — подключился Вуич. И спасибо ему. Не надо