Стая - Сергеева Оксана (2014)

ничтожную роль в жизни Юли, ярость эта притихшая просыпалась и драла изнутри острыми

когтями. Раздражала и мучила.

В такие моменты он ненавидел Монахова. Лютой ненавистью ненавидел. И не понимал, чего тот от

него добивается. Понял бы, если б отношение Сергея Владимировича было однозначным, но оно

таковым его нельзя назвать. В делах у них не виделось никаких противоречий. Никаких споров, никаких недоговоренностей. Монахов доверял ему на сто процентов и больше. И хотя о себе Шаурин

такого не сказал бы, выказанного доверия не оправдать не мог.

Пока дело не касалось Юли, не возникало между ними разногласий. Это и раскалывало Дениса.

Понятное дело, почему поначалу Монахов не видел его с Юлей, но сейчас… Сейчас Шаурин обладал

всем, что казалось бы, должно удовлетворять требованиям и амбициям Сергея Владимировича: деньги, власть, влияние, нужный уровень административных связей. Причем сам Монахов это

влияние поддерживал и подпитывал, делал для этого все, что мог. Даже когда его об этом совсем не

просили.

Именно поэтому такие выпады вызывали в Шаурине и злость, и недоумение одновременно. Если не

он, то, кто? Кого Монахов хочет видеть рядом с дочерью?

Не сделать бы только чего-нибудь… Ради Юльки не сделать. Да и ради себя. Потому что предателем

не был. Не мог воткнуть нож в спину человеку, который столько для него сделал.

Оценивая трезвым взглядом прошедшие годы, Денис прекрасно осознавал масштабы участия

Монахова в своей жизни и своем становлении. И был ему за это благодарен. И за это он ему платил.

Нет, конечно, не деньгами. Мозгами, поддержкой, любого рода содействием.

И лучше бы ему прекратить капать на мозги. Потому что даже у Шаурина терпение не безгранично.

А Монахов опутал его, как спрут. Пил из него кровь, высасывал нервную систему.

Юля так и стояла сначала не в силах двинуться. Потом шелест ткани привел ее в себя, сорвав с мышц

оцепенение. Это Денис снял пиджак, забелел у окна рубашкой, словно отступил, сдался.

Ну, не стоять же статуей посреди кухни. Опасливо, словно своим движением боясь вызвать

раздражение Шаурина, она сдвинулась в сторону кухонных шкафов и оперлась о столешницу.

— Давай. Выскажись, — начала аккуратно. С осторожностью сапера, идущего по минному полю, подстегивала его словами. — Я тебя пять лет знаю. Три из них с тобой сплю. Так что, извини, я

очень сомневаюсь, что увижу сегодня что-то новое. Видела тебя всякого. Давай уже, выскажись.

Можно матом. Ты же разозлился не из-за того, что я с этим придурком потанцевала? Это все ерунда, это для папы. И не из-за тупых приколов про свадьбу?

— Мне глубоко по… глубоко… на таких, как этот… как его? Я даже имя его не помню! Главное, чтобы ты сама четко разделяла, что ты делаешь для папы, а что для меня! У нас как будто с этим

проблем пока не было!

Юлька вздрогнула от его рыка. Вздрогнула, встряхнулась… и полезла в холодильник за бутылкой

вина. Там оставалась початая с ее последнего прихода, сомнительно, что Денис прикончил ее в

одиночестве. Из шкафа с посудой выхватила первый попавшийся бокал, — высокий, узкий, — не до

эстетики и столового этикета.

— Да вроде не было, — небрежно пожала плечами, — я ж не мазохистка. Но я точно понимаю, что

чего-то не понимаю. Поговори со мной. Я хочу знать.

— А я хочу, чтобы мне перестали препарировать мозг! Иначе… мне это надоест!

— Имеешь в виду моего отца?

— В частности.

Денис стоял спиной, глядел в темное окно и сыпал в воздух реплики, лишь изредка бросая через

плечо колючие взгляды.

Шаурин немного изменился за эти годы, стал… тяжелый, что ли. Нет, все та же литая фигура, широченные плечи, но движения его утратили порывистость, стремительность свою потеряли. И

сейчас он производил впечатление человека, который лишний раз и пальцем не шевельнет, с места