Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером (2012)

– Как-то чересчур коротко, – говорим мы, едва слегка стихают аплодисменты. Уверена ли мисс Визгинг, что спела все целиком? Или она пошутила над нами, плутовка эдакая, и лишила нас целого куплета? Мисс Визгинг уверяет, что во всем виноват композитор. Но она знает еще одну песню. Тут наши лица светлеют и озаряются радостью. Мы шумно требуем еще.

Вино у нашего хозяина всегда самое лучшее из тех, что мы когда-либо пробовали. Нет, второго бокала не нужно; мы не решаемся, доктор запретил строго-настрого. А сигары! Мы представить себе не могли, что в этом будничном мире изготовляют такие сигары! Нет, право же, еще одну мы выкурить не сможем, но раз уж он так настаивает, нельзя ли положить ее в карман? Правду сказать, мы не такие уж курильщики. А кофе у хозяйки! Не поделится ли она с нами секретом? Младенец! Мы боимся вымолвить хоть слово. Обычных младенцев мы видели и раньше. Говоря откровенно, мы, как правило, до сих пор не замечали особой прелести в младенцах и всегда считали, что те, кто над ними сюсюкает, ведут себя неискренне. Но этот младенец! Нам просто хочется спросить, где они такого взяли. Как раз такого мы и сами всегда хотели. А как крошка Дженет декламирует «Посещение зубного врача»! До сих пор любительская декламация нас не привлекала, но это талант, честное слово. Ее нужно готовить к сцене. Мать не очень одобряет сцену? Мы умоляем ради театра – нельзя лишать его такого таланта.

Каждая невеста – красавица. Каждая невеста очаровательна в простом наряде от… подробности ищите в местных газетах. Каждое бракосочетание – повод для вселенского ликования. Держа в руке бокал с вином, мы рисуем идеальную жизнь, которая, мы знаем, уготована для новобрачных. Да и как может быть иначе? Она – истинная дочь своей матери (одобрительные возгласы). Он… ну, его мы все знаем (опять одобрительные возгласы. И невольный взрыв хохота, быстро подавленный, с дальнего края стола, от плохо воспитанного молодого человека).

Мы переносим притворство и в религию. Сидим в церкви и, раздуваясь от гордости, через положенные промежутки времени сообщаем Всемогущему, что все мы – жалкие черви и в нас нет ничего хорошего. Мы считаем, что вреда от этого никакого не будет, зато предполагается, что это доставляет удовольствие.

Мы притворяемся, что каждая женщина порядочна, что каждый мужчина честен – до тех пор, пока они не вынудят нас (против нашей воли) заметить, что это не так. Тогда мы на них очень сердимся и говорим, что им, грешникам, не место среди таких безупречных людей, как мы. Когда умирает богатая тетушка, наше горе почти невыносимо. Торговцы мануфактурой наживают состояния, помогая нам в наших жалких попытках выразить свою скорбь. Единственное утешение в том, что она ушла в лучший мир.

Все уходят в лучший мир, когда выжимают все, что могут, из этого.

Мы стоим вокруг открытой могилы и говорим это друг другу. Священник так уверен в этом, что для экономии времени ему вывели эту формулировку и напечатали ее в маленькой книжечке.

Ребенком меня это удивляло – то, что все уходят на небеса. Думая обо всех умерших, я представлял себе, что рай давно переполнен. И почти сочувствовал дьяволу – как говорится, никто даже не заглядывает к нему. В своем воображении я видел его, одинокого старого джентльмена, как он день за днем сидит у ворот, надеется вопреки всякой надежде и бормочет себе под нос, что, пожалуй, нет никакого смысла продолжать эту волынку. Старая няня, с которой я поделился, не сомневалась, что, если я буду продолжать в том же духе, меня-то он точно заполучит. Должно быть, я был весьма испорченным мальчиком. Мысль о том, как он мне обрадуется – единственному человеческому существу за долгие годы, – меня определенно зачаровывала. Хоть раз в жизни кто-нибудь начал бы вокруг меня суетиться.