Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером (2012)

К одному такому привлекательному, на вид беззаботному созданию я испытывал искреннее уважение. Все те месяцы, что я ее знал, видел почти ежедневно, мне ни единого разу не довелось заметить, чтобы с ее уст сорвалась хоть одна жалоба, ни разу я не слышал, чтобы она проклинала судьбу. Из множества людей, посещавших эту леди в ее очаровательной квартирке, ни один, насколько мне известно, не предложил ей утешения или сочувствия. Мне это казалось жестоким, бессердечным. Говорят, что перегруженное горем сердце, не находя выхода печали, не находя сочувственного уха, в которое можно излить свою скорбь, просто разрывается. В любом случае ничего хорошего в этом нет. Я решил: раз больше никто не хочет, я и стану тем самым сочувственным ухом. И в следующий же раз, оказавшись с ней наедине, я приступил к разговору:

– Вы ведь давно живете в Дрездене, верно?

– Около пяти лет, – ответила она. – То приезжаю, то уезжаю.

– И все время в одиночестве, – заметил я и вздохнул, приглашая ее довериться мне.

– Ну, не в таком уж и одиночестве, – поправила она меня, и ее лицо исполнилось терпеливого смирения, добавив достоинства пикантным чертам. – Вы же видите, во время каникул мои дорогие дети всегда рядом со мной. Кроме того, – добавила она, – здешние люди по-настоящему добры ко мне и редко позволяют почувствовать себя одинокой. Мы устраиваем небольшие развлечения – ну, знаете, пикники и экскурсии. И разумеется, есть еще опера, и симфонические концерты, и танцевальные вечера по подписке. Милый старик король этой зимой тоже устраивал много мероприятий, и нужно сказать, что люди в посольстве тоже были ко мне очень внимательны. Нет, с моей стороны было бы несправедливо жаловаться на одиночество, уж во всяком случае, не теперь, когда я познакомилась со всеми этими людьми.

– Но разве вы не скучаете по мужу? – намекнул я.

Ее обычно такое солнечное лицо затуманилось.

– О, пожалуйста, не нужно о нем говорить, – попросила она. – Когда я о нем думаю, по-настоящему начинаю грустить.

Но раз начав, я набрался решимости не растратить свое сочувствие впустую.

– А от чего он умер? – спросил я.

Я никогда не забуду ее взгляда, полного страстной силы.

– Слушайте, молодой человек, – вскричала она, – вы что, пытаетесь сообщить мне это осторожно?! Потому что если так, то лучше говорите напрямик! От чего он умер?

– Так он не умер? – спросил я. – В смысле – насколько вам известно?

– Да я ни слова не слышала о том, чтобы он умер, пока вы не сказали! – вспылила она. – Насколько мне известно, он жив и здоров.

Я сказал, что мне жаль. И сразу начал объяснять, что жаль не в том смысле, что он скорее всего жив и здоров. Я имел в виду, мне жаль, что я затронул такую больную тему.

– Какую еще больную тему?

– Ну как же, вашего мужа, – ответил я.

– Но почему вы говорите, что он – больная тема?

Мне показалось, что она начинает на меня сердиться. Она этого не сказала, я сам догадался. Но теперь требовалось как-то объясниться.

– Ну, – начал я, – надо полагать, вы с ним не очень хорошо ладили, и я уверен, что виноват во всем он.

– Так, а теперь послушайте, – сказала она. – Не смейте и слова выдохнуть против моего мужа, иначе мы с вами сильно поссоримся. Да на свете нет и не было человека лучше, чем он!

– Зачем же тогда вы с ним развелись? – спросил я. Это, конечно, была дерзость, не имеющая оправдания. Меня извиняло только одно – тайна, окружающая американского мужа, волновала меня вот уже несколько месяцев, а тут я натолкнулся на возможность разрешить эту загадку и инстинктивно в нее вцепился.

– Не было никакого развода, – сказала она. – И не будет! Еще минута, и я сильно рассержусь.

Но мне было уже все равно.

– Он не умер. Вы с ним не разводились. Так где же он? – с некоторым жаром воскликнул я.

– Где он? – удивленно повторила она. – А где он должен быть? Дома, конечно.