Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером (2012)

Старшая девочка будет матерью. Двое остальных станут ее детьми. Они внезапно заболеют. «Водокачка», как я его мысленно окрестил, схватится за живот и начнет стонать. Он услышал это предложение и просветлел лицом. У непонятного создания заболят зубы. Оно без малейших колебаний ухватилось за свою роль и начало пронзительно вопить. А мне предложили стать доктором и посмотреть их языки.

Так выглядела их «идеальная» игра. Как я уже сказал, вспоминая тот день, я могу посочувствовать университетскому профессору, оплакивающему отсутствие у молодежи идеалов. Возможно, в шесть лет моей идеальной игрой тоже были дочки-матери. Оборачиваясь назад с высоты прожитых лет, я думаю, что так оно, вероятно, и было. Но с точки зрения двенадцатилетнего мальчика, мысль о том, что в мире имелись существа, находившие удовольствие в такой глупости, печалит меня до сих пор.

Восемь лет спустя мне пришлось сопровождать мистера Водокачку, ставшего крепким, занудливым, неуклюжим парнишкой, в школу в Швейцарии, потому что его отец никак не мог выкроить на это время. Это было мое первое путешествие на континент. Я бы получил от него больше удовольствия, если бы не мальчик. Он решил, что Париж – это грязная дыра. Он не разделял моего восхищения француженкой, он даже заявил, что она плохо одета.

– Зачем так затягиваться, она даже не может идти прямо, – вот единственное впечатление, которое она на него произвела.

Мы сменили тему. Меня раздражало то, что он говорил. Красивые, похожие на Юнону создания, которых мы встретили позже, в Германии, оказались, на его взгляд, слишком толстыми. Хотелось бы ему увидеть, как они бегают. Я счел его совершенно бездушным.

Ожидать, чтобы мальчику нравились учение и культура – все равно что ожидать, чтобы он предпочел старый выдержанный кларет крыжовенной наливке. Культура для большинства – это приобретенный вкус. Лично я полностью согласен с университетским профессором. Я считаю знания, побуждающие к наблюдениям и ведущие к размышлениям, самым лучшим багажом, каким может обеспечить себя человек, путешествующий по жизни. Мне бы хотелось обладать еще большими знаниями. Иметь возможность насладиться картиной куда лучше, чем иметь возможность ее купить.

Все, что тот университетский профессор может предложить во славу идеализма, я готов поддержать. Но при этом мне… ну, скажем, тридцать девять. В четырнадцать я бы откровенно заявил, что он несет чушь. Глядя на старого джентльмена – узкогрудого старого джентльмена в очках, проживавшего на соседней улице, – я бы не сказал, что он получает какое-то удовольствие от жизни. Это точно был не мой идеал. Он говорил, что мне должны понравиться книги, написанные на языке под названием «греческий», но тогда я не успел прочитать даже всего «Капитана Мариэтта», а еще были книги сэра Вальтера Скотта и «Школьные дни Джека Харкуэя». Мне казалось, что с греческими можно немного погодить. Там был один парень по имени Аристофан, он писал комедии, высмеивающие политические законы страны, исчезнувшей две тысячи лет назад. Без капли стыда могу сказать, что пантомимы «Друри-Лейн» и цирк Барнума интересовали меня намного больше.

Желая дать тому старому джентльмену шанс, я полистал переводы. Некоторые из этих стариканов оказались не так плохи, как я предполагал. Старикашка по имени Гомер писал по-настоящему интересные вещи. Возможно, кое-где занудно, но в общем и целом очень даже ничего, и действия хватает. Был еще один такой – Овидий. Этот Овидий мог рассказать отличную историю. Воображения ему хватало. Почти так же здорово, как «Робинзон Крузо». Я думал, что моему профессору будет приятно, если сказать ему, что я почитал его любимых авторов.

– Почитал! – воскликнул он. – Но ты же не знаешь ни греческого, ни латыни!

– Зато я знаю английский, – ответил я. – Их всех перевели на английский, а вы мне этого не говорили!