Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером (2012)

Мы знакомы с ним тысячу лет, я знавал его в те времена, когда нынешний миллионер снимал под контору комнатушку на третьем этаже в темном переулке близ Стрэнда. В те дни мы частенько обедали в ресторанчике на Грейт-Портленд-стрит за шиллинг и девять пенсов. Поэтому его любопытство ничуть меня не покоробило.

– Три пенса, – честно ответил я. – За коробку выходит дешевле – по два пенса три фартинга.

– Вот именно! – прорычал мой приятель. – И ваши двухпенсовые доставляют вам не намного меньше удовольствия, чем мои за пять шиллингов. А значит, я впустую теряю четыре шиллинга и девять пенсов с мелочью на каждой сигаре!

Я плачу своему повару две сотни в год, но его утонченные блюда и в подметки не годятся тем роскошным обедам за четыре шиллинга, включая четверть бутылки кьянти, к которым я привык с молодости. Какая мне разница, добираться до конторы в экипаже или в омнибусе? Иногда я выбираю омнибус – от него ближе идти. А когда-то я не мог позволить себе даже омнибуса и каждое утро шел пешком от Хаммерсмита – так, уверяю вас, в те времена я был гораздо здоровее!

Чего ради я тружусь как пчела, не зная отдыха? Мои деньги позволяют целой толпе прихлебателей жить припеваючи, но что это дает лично мне? Если бы обед за сотню гиней доставлял мне в сорок раз больше удовольствия, чем обед за четыре шиллинга, игра стоила бы свеч и я бы не роптал! Однако это не так!

Не помню, чтобы я раньше видел моего приятеля таким взволнованным. Вскочив с кресла, он мерил шагами комнату.

– Что мешает мне вложить капиталы под два с половиной процента годовых? При самом плохом раскладе я буду иметь не меньше пяти сотен. Этого любому хватит за глаза! Почему же я так не поступаю?

– Вот именно, почему? – отозвался я эхом.

– Это ведь ваша профессия – разгадывать тайны человеческих душ. А сами-то? На моем месте вы вели бы себя так же. Случится вам разжиться сотней тысяч фунтов, завтра же учредите газету или театр – уж вы найдете способ растранжирить денежки и заработать себе круглосуточную головную боль.

Я поник, чувствуя справедливость его обвинений. Я всегда мечтал издавать газету или управлять театром.

– Если мы станем зарабатывать только то, что способны потратить, завтра же Сити опустеет! Какой смысл в работе ради работы? Что за нелепый инстинкт нами движет? Кто взнуздал и пришпорил нас?

В комнату вошел слуга с телеграммой от управляющего одной из австралийских шахт моего хозяина, и я поспешил удалиться.

Шагая домой, я размышлял над его словами. Ради чего этот бесконечный труд? Ради чего каждое утро вставать с кровати, умываться, одеваться, а каждый вечер раздеваться и снова ложиться в кровать? Мы зарабатываем, чтобы покупать еду, которая дает нам силы, чтобы зарабатывать. Ради чего жить, если впереди ждет смерть? Зачем рожать детей, если и им, в свой черед, уготован такой же конец?

Что толку мечтать и страдать? Не все ли равно теперь, чей флаг – британский или французский – развевался над Бадахосом? А между тем сколько крови было пролито с обеих сторон! Сейчас, когда новый ледниковый период готов погрузить землю в безмолвие, так ли важно, чья нога первой ступила на полюс? Поколение за поколением мы мостим землю костями, а скоро и сами достанемся на обед могильным червям. Что перед этим наши любовь и ненависть? И все же до тех пор, пока кровь кипит в наших жилах, мы надрываем сердца и души, гоняясь за призрачной надеждой.

Росток пробивает себе путь из стручка, пьет сладкие соки земли, складывает на ночь лепестки, а когда приходит срок, смешивает свою пыльцу с пыльцой другого цветка, и любопытные насекомые разносят ее. Светит солнце, идут дожди, и со временем растение увядает, так и не поняв, во имя чего пролетела его короткая жизнь, но ни разу не усомнившись, что сад создан для него, а не он – для сада.