Том 7. Дядя Динамит и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

— Откуда вы знаете?

— Подожди. Я еще расскажу мою историю. Сейчас — твоя очередь. Итак, вы болтали, но без особого блеска.

— Да. Однако он сказал очень интересную вещь. Он написал мемуары и готов заплатить за издание. А я подумала: «Как раз для Отиса».

— Так, так… Отис взял и все перепутал?

— Именно. Туда вклеили картинки из другой книги, о современном искусстве. Сэру Эйлмеру они не понравились, особенно ню с подписью «Сэр Эйлмер Восток в двадцать лет». Я ничего не знала, и вдруг он вернул мне бюст. Привезла сама леди Восток. А теперь он подает в суд на Отиса. Если он выиграет, издательство просто рухнет. До чего же неприятно!..

— Отис как вылитый.

— Он такой мечтательный.

— Он жуткий. Вероятно, ты дала ему денег, когда он начинал это все?

— Вообще-то, да.

— О, Господи! Ну, Салли, не хочу тебя огорчать, но Восток дело выиграет.

— Если дойдет до суда. Я и хочу попросить Мартышку, чтоб он уговорил сэра Эйлмера.

— Хорошо бы. Но как он относится к Мартышке?

— Я думаю, он его полюбил.

— А я — не думаю. Все бюсты, бюсты… Странно, что ваши дела с ними связаны. И Отис, на которого мне наплевать, и ты, моя дорогая, зависите от того, сумеет ли Мартышка скрыть следы. Жизнь сложна. Я бы сказал — причудлива.

— Дядя, я ничего не понимаю. Какие следы?

— Вот это и есть моя история. Ты сыта? Тогда пойдем, выпьем кофе в гостиной. Да, — продолжал лорд Икенхем, когда они опустились в глубокие кресла, — именно причудлива. Мартышка был у меня, я уже говорил.

— Говорили.

— А сегодня, после завтрака, уехал в Эшенден, чтобы очаровать хозяев. Я думал было, неделю его не увижу, но ошибся. Через два часа он приехал, трепыхаясь, как кошка на горячей плите.

— Почему?

— Потому что он решил показать служанке, как убивают птиц бразильские аборигены, и разбил тот самый бюст, о котором ты упоминала.

— О-ой!

— И ты уподобляешься кошке?

— Конечно! Разве вы не понимаете? Сэр Эйлмер души не чает в этом бюсте. Он рассердится на Мартышку.

— А Мартышка не сможет просить за Отиса? Да, весьма вероятно. Но не волнуйся, все обойдется. Он снова приехал ко мне, чтобы взять другой бюст, твой.

— Как умно!

— Для Мартышки — даже слишком. Видимо, служанка подсказала. Помню, на собачьих бегах никак не мог назвать себя. «Тви…», «Твист…» — спасибо, я прошептал:

«Эдвин Смит, Ист-Далидж, Настурциум-роуд, 11».

— А вы кем были?

— Джорджем Робинсоном, дом 14. Да, скорее всего — служанка. В общем, я дал ему бюст, и он уехал. Не знаю, что было дальше, но склонен к оптимизму. Он говорит, в том углу темно, и вряд ли Балбес туда заходит. Бросит взгляд, белеет что-то — и ладно.

— Почему вы зовете его Балбесом?

— Его вся школа так звала.

— Вы вместе учились?

— Да.

— Тогда, может, вы похлопочете?

— Нет. Недавно я говорил его племяннику, что дал ему шесть раз по заду крикетной битой. Пусть Мартышка хлопочет.

— Если замел следы.

— Замел, замел. Он говорит, у Балбеса плохо с глазами, а очки не носит. Что же до служанки, она человек верный.

— Как вы умеете утешить, дядя Фред!

— Стараюсь, дорогая, стараюсь. Сладость и свет — мой девиз.

— Хорошо, что у вас был этот бюст.

— Исключительная удача. Вообще у нас бюстов мало. Статуи — есть, Венеру — пожалуйста, дедушка их очень любил. «Дом — это не дом без доброй старой Венеры.», — говорил он, поглаживая баки. Вот и получилось, что иногда кажется, будто ты зашел в турецкую баню в женский день. А бюстов — нет. Мы, Икенхемы, их не держим. Если бы ты, по велению Промысла, не оставила…

Из кресла в этой гостиной выскочить трудно, но Салли выскочила.

— Дядя Фред! — вскричала она. — Он взял этот бюст?

— Конечно. А что такого?

Салли опустилась в кресло и глухо прошептала:

— В нем — те камушки.

— О, Господи!