Том 7. Дядя Динамит и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

— Простите, Галли, я занята.

— То есть, не лезьте. Хорошо, не буду. Разберусь сам. «С» — это Сэмюэл?

— Да.

— Прекрасно. Зайду к нему, передам пакет из рук в руки. Узнаю факты, и чтоб мне треснуть, если не склею разбитые сердца. Видеть их не могу, — прибавил Галли. — С самого детства.

Глава 3

1

Хотя Хэлси-корт находится в центре и обозначен буквой З,[101] цифрой 1, его нельзя назвать фешенебельным. Собственно говоря, это грязный, темный тупичок, где на вкус высшего света слишком много бродячих кошек, банановых шкурок и рваных газет. Герцоги его избегают, маркизы — тем паче, графы и виконты не станут здесь жить, даже если им приплатят. Расположены тут какие-то конторы и дом с квартирами, Хэлси-чэмберс, где обитают небогатые, но молодые люди. Когда-то в их числе был Джеф Миллер, писавший страшные романы, потом — Джерри Шусмит, издававший газету «Светские сплетни», а с тех пор, как они женились, словесность представлял Сэмюэл Галахад Бэгшот.

Рассказывая о себе любопытствующим бюрократам, он назывался присяжным поверенным, но есть три раза в день и платить за квартиру ему помогала пишущая машинка. Писал он блестящие статьи о рыбной ловле, здоровой жизни, великой любви и современной девушке, а также рецензии, интервью, путеводители по местам, связанным с сестрами Бронте или героями Диккенса, рассказы для отсталых детей и взрослых с размягчением мозга. Когда Галли отбыл в Лондон, он трудился над детской повестью о котенке Пухи-Пух, которую надеялся продать в рождественский номер журнала «Мой малыш».

Поглядев на него, никто бы не подумал, что он пишет повести о Пухи-Пухах и даже о котятах, которых назвали как-нибудь поприличней. Чтобы поярче передать впечатление от его внешности, изысканный стилист, скажем — Постав Флобер, выбрал бы слова «Ну и здоров!», хотя, будучи французом, выразил их в виде «dur» или «согасе». Когда-то его прочили в команду регби, для международного матча, а любовь к боксу несколько сдвинула его нос и покорежила ухо. Если бы он лично, сам, водил вас по краям Диккенса или Бронте, вы бы остерегались попасть с ним на болотистую пустошь или в темную аллею — и зря, ибо за пределами ринга и футбольного поля он не уступал в милосердии и кротости самому Гарроуэю.

Когда он написал: «Пухи-Пух был большой проказник» и откинулся на спинку стула, гадая о том, что же делать после блестящего начала, зазвонил звонок. Он открыл дверь. За нею стоял субтильный, но очень живой человек, пожелавший ему доброго утра.

— Здравствуйте, здравствуйте, — отвечал Сэм, не уступая ему в учтивости. Он подумал было, что принесли дело из суда, но тут же отмел эту мысль. Посыльные не носят моноклей и не улыбаются, да и вообще, вид у них похлипче, как-то позеленей. Прежде всего, его поразило, как хорошо выглядит немолодой гость. Это бывало со всеми, кто видел Галли. После той жизни, какую он прожил, он не имел ни малейшего права сверкать и блистать здоровьем — но сверкал и блистал. Былые собутыльники давно расползлись по больницам и курортам, тогда как он шел все выше и выше по ступеням попоек. Галахад Трипвуд открыл секрет вечной молодости: пей непрестанно; прерывай курение только тогда, когда щелкаешь зажигалкой; не ложись до трех часов ночи.

— Да? — сказал Сэм.

— Мистер Бэгшот?

— Да.

— А я Трипвуд.

— Да-а?

— Галахад Трипвуд.

Это имя сработало. Покойный Бэркли Бэгшот часто вспоминал друга. Рассказы о прошлом так или иначе касались блистательного Галли.

— Нет, правда? — обрадовался Сэм. — Отец о вас много говорил.

— Значит, вы сын Хобота! Собственно, я и не сомневался.

— Вы с ним очень дружили?

— Нет слов!

— Поэтому меня назвали Галахадом.

— Естественно! Прекрасная мысль… Сперва Хобот хотел, чтобы я был крестным, но потом поостерегся.

— Ну, спасибо, что заглянули. Как вы меня нашли?