Замок Бландинг - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

– Мой… э… дорогой, – отвечал девятый граф, – я, собственно… э… граф Эмсвортский.

Много пишут о неисповедимости толп и чаще всего – преувеличивают. Обычно толпа ведет себя вполне разумно. Когда она видит, к примеру, человека в мешковатых штанах, который рвет цветы с газона, а потом говорит, что он – граф, она смеется.

Констебль не поддержал ее оживления. Губы его горько искривились.

– Не предъявите ли карточку? – спросил он.

Близкие друзья лорда Эмсворта не спросили бы такой глупости. Карточки он терял сразу по приезде в Лондон, правда – после зонтика.

– Я… э… простите…

– Ха! – сказал констебль.

Толпа опять засмеялась, да так обидно, что лорд Эмсворт метнул в нее негодующий взгляд. И в этот самый миг увидел Макалистера.

– Макалистер! – вскричал он.

Дело в том, что к толпе подошли двое: невысокий человек с рыжей жесткой бородой и высокий, властный, красивый, вроде римского императора, если ему надеть очки без оправы.

– Макалистер! – взывал граф. – Дорогой мой, скажите им, кто я!

После того, что было, менее великодушный человек мог бы решить, что это – возмездие. Но не таковы шотландцы.

– Лор-р-рд Эмсвор-р-р-рт, – сказал садовник.

– А вы кто такой? – спросил констебль.

– Я у него р-р-работал, – ответил Макалистер. – В саду.

– Вот именно! – жалобно сказал граф. – Старшим садовником.

Констебль сдался. Возможно, лорд Эмсворт и не был похож на лорда, но Макалистер как нельзя больше походил на старшего садовника. Служитель закона боготворил аристократию и понял, что совершил непростительную оплошность.

Однако чести своей не уронил.

– Расходитесь, расходитесь, – сурово сказал он. – Не мешайте!

И ушел, гоня толпу перед собой. Римский же император подошел к лорду Эмсворту, протягивая широкую руку.

– Доналдсон, – сказал он. – Ну, вот мы и встретились, лорд Эмсворт. Ты уж прости, Энгус, нам надо поговорить. Да, лорд Эмсворт, давно пора.

Не без труда припомнив, с чем связана фамилия «Доналдсон», лорд Эмсворт открыл было рот, но заметил, что новый родственник смотрит на него так строго и властно, словно годами выписывал курсы, обещающие, что через десять уроков вы сможете смотреть начальству в глаза и оно заколеблется.

– Слушайте, лорд Эмсворт, – сказал он, – нам с вами ссориться не с чего, одна семья. Что до меня, я рад. Хороший парень.

Лорд Эмсворт заморгал.

– Вы говорите о Фредерике? – недоверчиво спросил он.

– Именно. Я понимаю, вам без него скучно. Но что поделаешь, молодость! Этот замечательный…

– Вы все еще говорите о Фредерике?

– Да-да. Так вот, такой прекрасный человек никогда не простит себе, что обидел отца. Простите его, лорд Эмсворт! Поддержите!

– Что поделаешь… – горестно откликнулся лорд. – Не голодать же ему…

Мистер Доналдсон как бы отмел такие слова широким взмахом руки.

– Положитесь на меня, – сказал он. – Человек я небогатый…

– Ах, что там… – печально сказал граф; и все же в самой широте собеседника было что-то такое, обнадеживающее.

– Навряд ли, – продолжал тот со свойственной ему честностью, – у меня наберется сейчас десять миллионов…

Лорд Эмсворт затрепетал, словно травинка на ветру.

– Десять… Десять… Простите, вы сказали, десять миллионов? Это доллары?

– Может и не набраться, тогда – девять с чем-то, – виновато ответил американец. – Не забывайте, дела у нас идут плохо, время суровое. Многим моим друзьям пришлось еще хуже. Но все выправляется! Да, выправляется. Я верю в Рузвельта и Новый курс. Наши собаки будут есть больше. Мой собачий корм… Я ведь тот Доналдсон, ну, тот самый.

– Корм? – воскликнул лорд Эмсворт. – Тот самый? Быть не может! Гм… да.

– Вы ведь слышали о моем корме?

– Нет, не слышал, – сердечно ответил граф.