Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

— Да постоянно. И тиран, и самодур, и тюремщик. В спальнях их запирает, чтоб потемну из дома не шастали. Только доверия к тем жалобам было немного. Постоянно то одна, то другая в городе без сопровождения появлялась, я сама не видала, слуги донесли. Значит, не так уж крепки оказались запоры.

— А куда ходили?

— Про то не ведаю, врать не буду. Но поговаривают, барыня Нинель Феофановна азартна больно, еженедельно за картами замечена. А заведения отнюдь не приличные, вертепы.

Зинку было уже не заткнуть, она сыиата сплетнями без остановки. И про девиц непотребных в тереме она знала. Все знали. Осуждали при этом отнюдь не сластолюбивого купчину, а супругу его, что достоинство дома не берегла.

Мне стало грустно и противно в равных примерно пропорциях, Семен скучал, не скрываясь поглядывая на часы.

— Что ж, — отодвинула я чашку. — Мы, пожалуй, пойдем, Зиночка. Служба. Рада была свидеться и поболтать.

Барышня Носкова попрощалась с нами на улице, избегая встречаться взглядом с Крестовским.

— Евангелина Романовна, — вопросило начальство, когда мы остались вдвоем, — позвольте узнать, что вы Зинаиде Андреевне про меня наплели?

— Да какая разница?

— Очень уж волшебная перемена в барышне Носковой произошла.

— Женские секреты, — хихикнула я. — Вам их знать без надобности.

В терем Бобруйских отправились пешком, заглянули еще по дороге в банк, побеседовали недолго с управляющим. Тут я отступила на второй план, позволяя расспрашивать Семену. Солидному столичному чиновнику отказать не могли, управляющий обещал к вечеру выписки в приказ доставить.

Картина в моей голове складывалась неприглядная, под стать уездному городишке. Проходя по улице, я смотрела на золоченые вывески, нарядные фасады и знала, что за ними прячется беспорядок и разруха, которые непременно воцаряются там, где власть развращена безнаказанностью.

На краю площади Семен остановился у лавчонки гравировщика, скомандовал:

— Здесь обождите. — А сам толкнул дверцу.

Сквозь окно я видела, что хозяин, угрюмый пожилой гнум, поднял голову от работы, поздоровался, сказал: «Как обещал, отыскал блестюшку». По губам я уже читала перфектно, но вот по затылку Крестовского еще не обучилась. Гнум передал чародею какую-то вещицу, тот ее сунул в карман, положил на стол стопочку ассигнаций. Кто так делает? Даже не торговался! Меня бы попросил, «спасибом» бы обошлись. Ладно, на «спасибо» даже моих способностей бы не хватило, но…

— Чего застыли, Попович? — Веселый голос Семена прервал мои скопидомские размышления. — Или время тянете, чтоб с покойником сызнова не встретиться?

Я попросила уточнить, приноравливаясь к широкому шагу начальства. Оно благостно пояснило:

— Похороны сегодня. И будучи немного знакомым с Нинель Феофановной, предположу, что они в самом разгаре.

Во дворе Бобруйского терема толпился народ. Четверка лошадей, запряженная в траурный катафалк, перебирала благородно тонкими ногами, стайка профессиональных плакальщиц вопила, перекрикивая похоронный марш, исполняемый духовым пожарным оркестром. Экий балаган. Гаврила Степанович, земля ему пухом, ни на что не взирая, на тот свет отправлялся привычным манером, с нелепой помпой. Заколоченный гроб погрузили на катафалк, форейтор в ливрее с позументами щелкнул кнутом, процессия тронулась с места. Крестовский высмотрел подле крыльца священника, подошел к нему. Я подумала, что на кладбище мне делать нечего, а в доме, в отсутствие хозяев, много чего, и осталась стоять, изображая приличную скорбь.

Процессия выехала за ворота, последними следовали пожарные на открытой платформе с траурными венками. Семен со священником, беседуя, неторопливо пошли к боковой калитке. Церковный служка, подросток с требником под мышкой, поотстал, чтоб разговору не мешать. Борода святого отца несколько затрудняла чтение по губам.

— …обычай… таинство обряда… да уж давненько, года три или более…