Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

Нет, я, конечно, Семена Аристарховича уважаю безмерно, но нельзя было бы мне в Крыжовень другого чародея прислать? А именно статского советника Зорина, который одним щелчком по носу страдающую персону отрезвить может! Ну куда это годится? Проснулась я с тяжелой головой, мучимая жаждой и в самом гнусном расположении духа. Крестовский сидел в двух шагах у низкого столика, читал романчик в потрепанной обложке. На мой стон «пить!» мерзейше ухмыльнулся и с преувеличенной медлительностью налил воды в стакан из хрустального графина. Струйка била в стекло с водопадным рокотом. За воду в Берендии не благодарят, примета такая, я и не благодарила, опустошила стакан, подставила его за добавкой.

— Времени сколько?

— Все ваше, Попович. Не желаете объясниться?

Прислушавшись со вниманием к организму, я решила, что ни в малейшей мере, о чем и сообщила.

— С кем пьянствовали?

Обведя взглядом покои, в которых почивала, я прикинула, что всех Бобруйских тайных ходов я не разведала, так что за любою из масляных картинок любопытные глаза и уши могут скрываться, и ответила уклончиво:

— Это по работе.

— Отчего же, Евангелина Романовна, мне, к примеру…

Заскучала я довольно быстро. Нотация затягивалась, отчего-то став похожей не на служебную, а вовсе семейную. Я была названа легкомысленной, порывистой, не дающей себе труда подумать о последствиях своих действий. Близкие мои от этого страдали. Для виду с каждым словом начальства соглашаясь, я не могла сдержать торжествующей улыбки. Заметив это, Семен вздохнул, прервав на полуслове обвинительную тираду.

— Ладно, Попович, оставим.

— Вот и славно.

Поднявшись с низкого диванчика, я пошатнулась, справляясь с головокружением. Все-таки не предназначен дамский организм к употреблению крепких напитков, даже если дама суфражистка и надворная советница.

Крестовский подобрался, наблюдая мои движения, чтоб подхватить, ежели сомлею, проговорил, будто извиняясь:

— Для излечения мне требуется непосредственный контакт с солнечным сплетением…

Вообразив, как шеф в чужом доме стягивает с меня платье, обнажая грудь, я замахала руками:

— Пустое! Сон меня освежил.

— Настолько, что работать сможете?

Изобразив мощную берендийскую бабу, я уперла руки в боки, беззвучно сообщила:

— Мы их сделаем, Семушка.

Он не поверил, я точно видела тень сомнения в сапфировых чародейских глазах, но улыбнулся.

Пройдясь по комнате из конца в конец и выпив еще воды, я тоже уверенность немного растеряла. Вдруг ошибаюсь, вдруг упустила чего? Злыдня эта хитроумная горазда честных сыскарей за нос водить. Может, на завтра допрос отложить? Утро вечера мудренее. Лучше в баню отправиться, косточки попарить, отмыться. Я же грязная, как чушка, и платье мятое. Может, лавки еще не закрылись, и я успею свежий наряд из готовых приобрести. Нет, Геля, нельзя откладывать. Злыдня медлить не собирается, напролом к цели прет. Пока ты перышки чистить будешь, у Бобруйских покойников прибавится. Это ведь так просто: яд или петля, самоубийство от невыразимой скорби.

Развернувшись на каблуках, я спросила:

— Поминки закончились, можем к допросу приступать?

Семен сделал глоток из моего стакана, в груди кольнуло. Такой интимный жест, такой родной.

— Ни о чем не забыли, Евангелина Романовна?

Мысленно вызвав перед собою паутинку сыскарской схемы, я ответила по уставу:

— Никак нет.

— Даже о посещении дамской комнаты?

— Вот весь вы в этом, ваше превосходительство, — бормотала я, толкая дверь и быстро идя по коридору, — только бы барышню чиновную позорить.

Крестовский шагал следом и остановился лишь у порога упомянутого помещения. И то потому, что я непотребным нарушением интимности возмутилась, а так бы и внутрь вошел. Видимо, мое отсутствие и то, что я о нем не предупредила, чародея встревожило не на шутку.