Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

Нинелька изображала перед всеми жертву, а Гаврила Степанович этому и рад был, он такой грозный, такой сильный, такой тиран. А она за его спиною с бабами куролесила. Тьфу, пакость! Даже не то, что с бабами, а то, что супружеские законы она тем самым обходила. Ведь изменяй она, положим, привычным для обывателей манером, с противоположным полом, ее бы и церковно наказали, и через суд, а так… Хотя, если беспристрастно судить, по разному у нас в Берендии за адюльтеры осуждают. Там, где жену в тюрьму посадят и детей у нее отберут, неверному мужу только пальчиком погрозят. Несправедливость и неравенство. Но это Бобруйскую не обеляет нисколько.

Вчера я расспросила Машу с Нютой об их матушке и составила себе представление, как Бобруйской всех за нос водить удавалось. И очень даже просто: злонамеренная ложь и умолчание. Ну вот, к примеру, история с горничной Акулиной. По словам деда-мажордома, Акульку обварила Машенька, чтоб та папеньке удачно жениться не помешала. Что рассказала Маша? Она нашла полумертвую девушку в зарослях крапивы за огородами и несколько недель ее выхаживала. Что сказал на это Василий Васильич? (Его, к слову, еще вечор снесли с чердака в его комнату, Мария Гавриловна озаботилась.) А дед долго жевал губами и признался, что про Манину злобу сказала ему барышня Нинелька по секрету, побожился еще, что дальше него слухов не пойдет. Предположу, что это «по секрету» Бобруйская не только ему поведала. Большая она мастерица хулу разносить. Притворялась бессильной жертвой, страдающей женой и матерью, а сама чужими руками творила зло. И все ей сходило.

Хотя почему сходило? Сходит, Попович. Из-за того, бестолковка, что ты вчера сплоховала, нехорошо допрос провела. Увлеклась самолюбованием и главную виновницу упустила. Гордыня — грех, Попович. Твой грех. Как там тебя вчера Семен Аристархович похвалил? Канцлером станешь? Забудь. Шеф тебя поддержать приятным словом хотел, потому что день был трудный, а сегодня все твои ошибки припомнит. И на допросе, и то, что ты, болванка стоеросовая, сразу рук Дульсинеи не осмотрела. Это же просто было, как дважды два. Преступник намотал струну на руки, набросил купцу на шею петлю и тянул на себя, упираясь в грудь Бобруйского коленом.

Картина убийства так живо возникла перед мысленным взором, что меня затошнило.

Полно, Попович, самобичеваниям предаваться. Соберись. Все мы люди, все человеки, все совершаем ошибки. Качества сыскаря вовсе не допущенные промахи определяют, а скорость в их исправлении. Хрущ обещает нынче же делу ход дать, заявить о безумии вдовы Бобруйской, опасном для окружающих. Еще пободаемся.

«Ежели Нинель Феофановну до конца жизни в скорбном доме запрут, свою службу я буду считать выполненной, — решила я, поднимаясь с постели. — Вот-вот появится Крестовский, нам с ним предстоит с его чародейскими проблемами разбираться. Потому самоуничижающие мысли прочь, все силы следует на новое дело направить».

Для начала разобрав содержимое сумочки, я отсортировала отдельно улики, проверила револьвер, убедилась, что завернутая в носовой платок чешуйка не повреждена. Любопытно, зачем она Семену? Обязательно выясню.

Умылась теплой водой с лавандовым душистым мылом, расчесала волосы. Сон меня освежил. У барышни, отражаемой зеркалом в ванной комнате, был чудесный цвет лица, блестящие глаза и две новых веснушки, в сравнении со вчерашним.

Несвежее платье надевать не хотелось, поэтому, набросив поверх сорочки, одолженной накануне Нютой, ею же предложенный шлафрок и обув домашние меховые пантуфли, я вышла из спальни. В доме кипела жизнь. На втором этаже колотили молотками работники, снимая обивку поганой комнаты. Цепи с наручниками успели уже унести, от кровати остался лишь остов, похожий на скелет выброшенного на берег кита. Внизу было поспокойнее, по-прежнему траурно занавешенные зеркала настраивали на скорбный лад.