Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

— Барышни до рассвета разговаривали, — сообщил мне Андрон Ипатьевич, сидящий в столовой за завтраком и газетою, — теперь спят. Желаете кофе?

Я желала. Хрущ был трезв и собран. Пока я завтракала, он рассказал, что успел нанести визит в приказ, оставив там донос на барыню Бобруйскую, пожаловался, что конкретных никаких фактов сообщить в нем не смог. Это было нехорошо, но ожидаемо. Дело служивые не откроют, но, когда до суда дойдет, зарегистрированный в крыжовеньском приказе документ дополнит заключение медицинской комиссии. Адвокат азартно перебирал возможные варианты развития судебных заседаний. С приятным удивлением я отмечала профессионализм Андрона Ипатьевича, им продемонстрированный, и попивала кофе, ожидая прихода шефа. Время приближалось к одиннадцати, Семен явно задерживался.

— Вы разве не осведомлены? — удивился Хрущ, когда я спросила его, не видел ли он в приказе мое начальство. — Его превосходительство еще вчера отбыл. Погодите, я же забыл, служивые просили для вас конверт передать. Где же он…

— Отбыл? — Во рту стало противно, зов, отправленный Семену, остался без ответа, чародей либо скрывался, либо свой оберег снял. — Куда?

Адвокат с остервенением рылся в карманах.

— Мне не сказали, а я не спрашивал. Вот!

Конверт оказался обычным почтовым, без марки, надписанным: «Надворн. совета. Попович Е. Р. лично в руки». Почерк Крестовского. Надорвав конверт, я достала два свернутых листа бумаги. Оба они были чистыми, но немного отличались. Один был чуть более желтоватым, со следами старых сгибов, раньше он в квадратик сложен был, а не втрое, как для почтового конверта надобно. Едва заметная табачная крошка, прилипшая к уголку, убедила меня в том, что эта бумага из кисета Блохина.

— Что бы это значило? — Хрущ вытягивал шею, рассматривая послание.

Мои руки дрожали, а грудь сжалась от подступающей паники. Спокойно, Попович, соберись. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Продышавшись, я хотела ответить адвокату, что сей же миг во всем разберемся, но не успела. Ливрейный лакей, появившийся в дверях, сообщил с неуместной торжественностью:

— Господин Зябликов с визитом к барышне Попович! Прикажете принять?

Герочка впорхнул в столовую весенней нарядною птичкой, проворковал комплиментик, приложился к ручке, облобызал полу шлафрока. Выглядел Геродот Христофорович расчудесно, а рабский свой ошейник поместил поверх галстука, подобрав последний в тон навского артефакта.

— Здоров, полностью здоров и готов к служению госпоже моей! Сундучок еще доставил, велите, ваше высокоблагородие, слугам багаж внести. Платьица все в порядке, мундирчик вычищен и отглажен, воротнички накрахмалены…

— Сядьте, не мельтешите, — перебила я Герочку и кивнула Хрущу: — Уединиться мне надобно, Андрон Ипатьевич, заодно переоденусь.

И, быстро собрав со стола бумаги, ушла к себе. Сундук уже ждал меня в спальне, но сейчас он интересовал меня мало. Упав на колени перед кроватью, я достала из сумочки чародейские очки. Они не пригодились. Туманная руническая вязь, оставленная Семеном на моем запястье, вспыхнула янтарным светом, осыпалась искрами на лежащее на постели письмо. Предполагая самое страшное, я смотрела, как чародейские светляки тускнеют, а под ними на бумаге проступают бисерные буковки.

«Прости, душа моя, — писал Семен Аристархович, — за невольный обман. Клятву я исполню, все тебе расскажу. Знаю, другого ты ожидала, разговора обстоятельного…»

Сморгнув набежавшие слезы, я поднялась с пола и села в кресло у туалетного столика, продолжая читать письмо.

«Я ошибся, Гелюшка, страшно ошибся, когда позволил тебе в уездный Крыжовень поехать, самому надобно было. Потому что не твоя это битва…»