Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

Шторка в окне второго этажа, там, где находился кабинет пристава, немного отодвинулась, но на крыльцо никто не вышел. Зато из арочного входа показалась целая процессия. Младшие чины, городовые и прочие двинулись к стоящей неподалеку приказной пролетке, четверо несли на носилках укрытого по подбородок верблюжьим одеялом Григория Ильича Волкова, пятый, Федор Степанов, держал в руках пухлый дорожный саквояж и трость.

Бросившись к последнему, я ухватила его за рукав и требовательно спросила:

— Что происходит?

— Велено господина пристава к вам доставить в бобруйский дом на Гильдейской улице.

— Кем велено?

— Начальством.

Бросив злобный взгляд на кабинетную шторку, я пробормотала:

— Крыса ты, Федька, предатель.

Мужик молча виновато потупился.

— Все вы крысы, Семена Аристарховича на смерть отправили, теперь воображаете, что вам все с рук сойдет. Отвечай, скотина, кто ваш барин и где обитает?

В ажитации я наскакивала на Степанова и толкала его в грудь, он отступал, не делая попыток защититься. Наконец пробасил примирительно:

— Охолоньте, вашбродь, не бабьего ума дело, без вас все порешали. Берите жениха своего, пару деньков обождите под его защитою, а там…

— Какая еще защита?

— Да известно какая, чародей сказал, вас обручальный перстень сбережет, ежели упыри… — Федор замолчал, вздрогнув, будто от удара, и заключил невпопад: — Совет вам да любовь с господином Волковым и детишек побольше.

— Это тебе тоже чародей сказал?

— Нет, это я от себя.

После самодовольного этого сообщения Федор кивнул и побрел к пролетке, где уже полулежал закутанный в одеяло Григорий Ильич.

Женихом я решила пренебречь, довольно балагана. Могла бы перстень его с руки сорвать — немедленно бы это сделала, да еще бы в площадную грязь втоптала. Но пришлось просто стоять и смотреть, как крыса-Степанов берет поводья, прочие служивые уносят пустые носилки и коляска неторопливо едет через площадь в направлении Гильдейской.

Перфектно! Ты, Гелюшка, ничего совершать не смей, а чтоб наверняка, я тебе таких палок в колеса повставляю, что и не сможешь.

Что делать? Что?!

Выругавшись вслух по-гнумьи и облегчения не испытав, я привлекла вокабуляр обитателей самого общественного дна, чем вызвала восторг зевак. Обведя толпу злобным взглядом, я закричала:

— Весело вам, иродам? Поганый вы народ, все до единого. Гнилые люди. Над вами тут упыри начальствуют, а вы и рады шеи под ярмо подставлять!

Расхристанная рыжая девица, под шубой которой чернел бесполезный чиновничий мундир, страха ни в ком не вызывала. Да и не хотела я их страха, орала просто, чтоб злоба наружу вышла, чтоб не болело так в груди.

Какие-то пацаны неподалеку уже начинали лепить снежки, зачерпывая мокрый снег руками из стаявшего грязного сугроба. Как только в меня полетит первый снежок, толпу будет не остановить, меня забросают всем, что под руку подвернется. Нарядный господинчик из публики широко улыбнулся, блеснув золотой фиксой, сказал спутнику:

— Экая амазонка, об такую даже барин клыки мог бы обломать! — Я без труда прочла фразу по губам, вздрогнув при слове «барин». — Ты, Косой, присмотри, куда барышня отправится, познакомиться…

Дальше разбирать не стала, чтоб действительно под обстрел снежками не попасть, отвернулась и прошествовала к пролетке с послушным Герочкой. Ушла в последний момент, промедли хоть немного, хлебнула бы еще больше позора. Хотя куда уже больше…

— С базарной площади правь, — велела я Зябликову, — не спеши, медленно поезжай. Направо останови у первой же попавшейся ресторации.

Геродот Христофорович пучил глаза, демонстрируя желание разверзнуть уста вопросами, но исполнял приказания молча.