Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин (2021)

– Точно! Так мы и сидели. Потом все ушли, Чистяков вернулся и сел вот тут, у полки с видеокассетами. Я достала шприц, выдавила его в бокал, нагнулась, швырнула шприц под диван, а когда выпрямилась, то краем глаза увидела тень, отразившуюся в стеклянных дверцах «стенки». Буквально полсекунды эта тень была в коридоре и исчезла. Я до сих пор не знаю, сколько этот человек наблюдал за мной и наблюдал ли вообще. Может быть, кто-то пошел из кухни в зал, потом передумал и вернулся…

– Ты не поняла, кто это был: мужчина или женщина?

– Это была тень, контур, похожий на человека. Если бы тень не исчезла, я бы не обратила на нее внимания. Я отреагировала на движение тени, но было уже поздно. Человек вышел из поля зрения.

Я посмотрел в окно. Погода на улице стала портиться: подул ветер, по заснеженным крышам домов напротив райотдела пробежала поземка.

– Света, я не знаю, что мне с тобой делать, – честно признался я. – Мне надо изолировать тебя от общества на некоторое время, примерно на неделю. Если бы ты была парнем, я бы тебя, не задумываясь, отправил в ИВС за мелкое хулиганство. Но ты – девушка, к тому же хорошенькая. У меня рука не поднимется на тебя рапорт написать. Подскажи, как мне быть?

– Мама достанет справку у врача, и я дома буду сколько скажете.

– Надеюсь, ты понимаешь, что речь идет о твоей свободе? Наша судебная система так устроена, что если ты попадешь в ее жернова, то целой уже не выберешься – она смолотит тебя в порошок и не заметит.

– Я скажу маме, что у меня снова депрессия, и она сама заставит меня дома сидеть. Родители после того случая с таблетками боятся, когда на меня мрачные мысли накатывают.

– Кстати, маме с папой ты как попытку суицида объяснила?

– Сказала, что от несчастной любви решила с собой покончить. Не про портреты же им рассказывать! Неразделенная любовь – самая лучшая отговорка. У меня две знакомые девочки из-за парней травились. Узнали где-то, какие таблетки надо выпить, чтобы живой остаться, и попробовали. К одной парень вернулся, другую – высмеял.

– Таблетками опасно баловаться. Насмерть, может, и не отравишься, а печень, почки – все посадишь. А теперь расскажи максимально подробно, кто и во что был одет.

– Вы Лену Чистякову в убийстве не подозреваете? Тогда ее спросите. У Лены феноменальная память на тряпки.

– Дойдет и до Лены очередь. Сейчас ты вспоминай.

Кутикова наряды гостей запомнила плохо.

– Мне, ей-богу, не до того было, – объяснила она.

Я не стал больше задерживать свидетельницу. Отметил ей повестку для института и напоследок напомнил:

– Твоя свобода – в твоих руках. Сделаешь шаг в сторону – считай, что сама себе приговор подписала.

25

Ночью я долго не мог заснуть. Как всегда, перед началом большого и сложного дела меня одолевал «оперской» зуд: мысленно я планировал свои действия и тут же выдумывал различные препятствия для их осуществления. Фактически я одновременно думал и за себя, и за моих предполагаемых противников: преступника, адвокатов, прокурора и еще черт знает кого, кто может неожиданно появиться во время постановки «пьесы» и попытаться вставить мне палки в колеса.

Под утро дремота все-таки сморила меня. Но вместо освежающего небытия я увидел сон, в котором тоже пришлось принимать решения.

Мне снилось, что Кутикову выгнали из дома и она пришла отсидеться у меня в общежитии. С собой Светлана принесла завернутый в материю портрет.

«Ты с ума сошла? – прошептал я, увидев девушку в дверях. – Завтра вся общага загудит, что я малолетку соблазнил и к себе привел».

«Я совершеннолетняя, – возразила Кутикова. – У меня паспорт с собой есть».

Она вошла в комнату, поставила портрет у стены.

«Да-а, небогато ты живешь, – протянула она. – Даже телика нет».