Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин (2021)

Я сел на диван, закурил, задумался: «Что делать? Мне нужно изолировать Кутикову примерно на неделю. Как она будет у меня столько времени жить? Где ей спать? Чем ее кормить? Чем кормят восемнадцатилетних девушек?»

«Спать вместе будем», – уловив мои мысли, сказала Кутикова.

Вместо ответа я подскочил к двери и рывком открыл ее. Прильнувшая к двери соседка Вероника упала внутрь комнаты, а работник хозобслуги из СИЗО едва удержался на ногах.

«Подслушиваете? – закричал я. – Я вас обоих за решетку упрячу».

«Я и так в тюрьме сижу, – резонно заметил мужчина в робе. – Меня всего на один вечер выпустили».

«Кто тебя подослал?»

«Кум, кто же еще. Он опасается, что ты художника освободишь, и он портрет дописать не успеет».

«Вся суть в портрете, – догадался я. – Не узнав, кого рисует Волков, я не смогу разоблачить убийцу».

С этой мыслью я проснулся, полежал в темноте с закрытыми глазами.

«Портрет! Нужно ли включать в эту пьесу портрет? Любая ссылка на портрет приведет к Кутиковой, к наркотикам, к «Голой пионерке». С другой стороны, почему я должен пощадить Кутикову? Она ничем не лучше, чем Каретина или ее убийца. Они одного поля ягоды. Гнилые и недозрелые».

Я чиркнул спичкой, посмотрел на будильник. Пять утра. Больше не засну, даже пытаться не стоит. Поваляться в кровати еще можно, а вот снова уснуть – уже бесполезно. «Оперской» зуд не даст.

«Сколько я сегодня спал? Часа два, не больше. Перед постановкой пьесы надо будет отдохнуть, выспаться».

За предстоящий рабочий день я был спокоен. Внутренние ресурсы организма позволяли мне сохранять ясный ум и быструю реакцию в течение двух суток без сна. Потом стремительно наваливалась усталость, и наступала «фаза» отупения, когда с каждой минутой все хуже и хуже понимаешь, что происходит вокруг.

«В ноябре на меня навалилось столько работы, что о личной жизни пришлось позабыть. Отсюда сны с участием молоденьких свидетельниц и незамужних соседок. Еще месяц такой запарки, и я начну на женщин смотреть, как полярник на единственную на станции повариху. Кстати, как на арктическом зимовье решается половой вопрос? Или никак? Насыплет повариха в борщ брома, и мужики забудут про нее, только о работе думать будут».

В коридоре хлопнула дверь – это соседка тетя Полина поехала в заводоуправление «Строймаша», мыть полы у руководства. Она первая на нашем этаже уезжает на работу.

«Хватит под одеялом валяться! – скомандовал я себе. – Пораньше в райотдел приедешь – побольше дел провернешь».

Я вскочил с дивана, поежился от холода и пошел в душ.

Первым человеком, кто должен был помочь мне в постановке пьесы, был Садыков. Я приехал к нему в Центральный РОВД, предложил поговорить с глазу на глаз. Узнав, что я от него хочу, Федор нахмурился:

– Другим путем мы никак не попадем к ней в квартиру?

– Сходи попроси у прокурора санкцию на обыск, – с издевкой предложил я.

– Прокурор отпадает, а по-другому…

– Не получится по-другому! У нас есть только один вариант – проникнуть в квартиру Ольги Каретиной, пока ее не будет дома. Я бы один провернул это дельце, но у меня нет специалиста, который откроет замки на входной двери. У тебя такой специалист есть.

Садыков от неожиданности дернулся в кресле, с подозрением посмотрел на меня.

– Что ты прищурился, как потомок Чингис-хана? Мне хороший человек шепнул, что ты одного мастера зацепил и теперь он у тебя в долгу. Долг платежом красен. Ты, Федя, не мнись, как школьница на первом свидании. Мы же с тобой не воровать пойдем, а осмотр делать. Шприц изымем, так он не в счет. Он к имуществу Каретиной не относится.

– Еще раз расскажи, что ты хочешь увидеть в квартире, а я подумаю.