Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

– Вали отсюда, – сказал он ей. Только однажды он был так близок к тому, чтобы потерять рассудок – запрокинуть голову и закричать, – и это была первая ночь в Уондсворте, первая из многих ночей, проведенных взаперти в камере двенадцать на восемь. Он сидел на краю матраса и чувствовал то же, что и сейчас. Слепой зверь поднимается, выжимая адреналин из селезенки. Тогда он справился с ужасом и мог сделать это снова. Он грубо засунул пальцы так глубоко в горло, как только мог дотянуться, и был вознагражден приступом тошноты. Рефлекс сработал, он позволил своему телу сделать остальное, извергнув наружу поток непереваренного вина. Это был грязный, но очищающий опыт, и он не предпринимал никаких усилий, чтобы контролировать спазмы, пока не осталось ничего, чтобы вырвать.

Пока мышцы живота ныли от спазмов, он вырвал с корнем несколько папоротников, вытер рот и подбородок, затем вымыл руки во влажной земле и встал. Грубое обращение сделало свое дело: его состояние заметно улучшилось.

Он повернулся спиной к тому, что изверг из желудка, и побрел дальше от дома. Хотя над головой была тяжелая крыша из листьев и ветвей, немного звездного света просачивалось сквозь нее – достаточно, чтобы придать хрупкую прочность стволам и кустарникам. Прогулка по лесу призраков очаровала его. Он позволил нежному зрелищу из света и теней листвы исцелить свое раненое тщеславие. Осознал, какими претенциозными оказались все его мечты о том, чтобы найти постоянное и надежное место в мире Уайтхеда. Он был и всегда будет меченым.

Он тихонько добрался до мест, где деревья становились толще, а подлесок, изголодавшийся по свету, редел. Перед ним сновали мелкие животные, в траве жужжали ночные насекомые. Он остановился, чтобы лучше слышать ноктюрн. И поймал движение краем глаза. Он посмотрел туда, пытаясь сфокусировать взгляд в удаляющемся коридоре из стволов. Это не обман зрения. Кто-то серый, как деревья, стоял ярдах в тридцати от него – то неподвижно, то снова двигаясь. Сосредоточившись, Марти зафиксировал фигуру в матрице теней разных оттенков глубины.

Несомненно, это был призрак. Такой тихий, такой непринужденный. Он следил за ним, как олень за охотником, не уверенный, что его заметили, но не желающий выходить из укрытия. От страха по коже головы пробежала судорога. Марти боялся не клинков; он давным-давно столкнулся с этими ужасами и справился с ними. Это был колючий, жаркий страх из детства, сущностный страх. И, как ни парадоксально, это сделало его целым. Неважно, четыре ему года или тридцать четыре, в душе он – тот же человек.

Он мечтал о таких лесах, о такой всеохватывающей ночи. Он благоговейно коснулся своего ужаса, застыв на месте, в то время как серая фигура, слишком занятая своими делами, чтобы заметить его, смотрела на землю между деревьями.

Они стояли в таком положении, призрак и Марти, казалось, несколько минут. Несомненно, прошло довольно много времени, прежде чем он услышал шум, который не был ни совой, ни грызуном, просачивающимся между деревьями. Звук был здесь все это время, Марти просто не смог его верно истолковать: кто-то копал. Стук крошечных камешков, падение земли. Ребенок в нем говорил – это плохо, оставь, не трогай! Но он был слишком любопытен, чтобы игнорировать происходящее. Он сделал два осторожных шага к призраку. Тот не подавал признаков того, что видит или слышит его. Набравшись храбрости, Марти сделал еще несколько шагов, стараясь держаться ближе к дереву, чтобы, если призрак посмотрит в его сторону, быстро найти укрытие. Так он продвинулся на десять ярдов к своей цели. Достаточно близко, чтобы разглядеть гостя в деталях, которых хватало для узнавания.

Это был Мамулян.