Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Только один раз девочка выказала признаки беспокойства – когда что-то в его груди отказало, часть внутреннего механизма соскользнула в озеро вокруг его кишечника. Он закашлялся и выдохнул воздух, по сравнению с которым канализация пахла первоцветами. Она отвернулась и скорчила гримасу. Он вежливо извинился, и она попросила его больше так не делать, а затем вернулась к проблеме. Он терпеливо ждал, зная, что любая попытка поторопить ее все испортит. Но со временем она разгадала загадку, и путы начали ослабевать. Его плоть, которая теперь находилась в консистенции размягченного мыла, соскользнула с костей запястий, когда он высвободил руки.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо. Ты была очень добра.

Он наклонился, чтобы развязать веревки на ногах; его дыхание – или подобие такового – скрипело в груди.

– Я пойду, – сказала она.

– Пока нет, Шэрон, – ответил он; говорить было тяжело. – Пожалуйста, не уходи.

– Но мне нужно быть дома.

Пожиратель Бритв посмотрел на ее кремовое лицо: она выглядела такой хрупкой, стоя на свету. Она отодвинулась от него, как только узлы были развязаны, будто первоначальная тревога вернулась. Он попытался улыбнуться и заверить ее, что все в порядке, но его лицо не слушалось. Жир и мускулы просто обвисли на черепе, губы ни на что не годились. Он знал, что слова вот-вот подведут его. Придется объясняться с помощью знаков. Он был на пути в более чистый мир – мир символов и ритуалов, где и полагалось обитать Пожирателям Бритв.

Его ноги свободны. Через несколько мгновений он мог оказаться на другом конце комнаты, где стояла она. Даже если она повернется и побежит, он сможет ее догнать. Никто ничего не видит и не слышит, и, даже будь иначе, как его накажут? Он уже мертвец.

Брир пересек комнату и направился к девочке. Маленькое живое существо стояло в его тени и не делало ни малейшего усилия убежать. Неужели она тоже просчитала свои шансы и поняла тщетность погони? Нет, она просто доверяла ему.

Он протянул грязную руку, чтобы погладить ее по голове. Она моргнула и затаила дыхание от его близости, но не попыталась уклониться. Он жаждал прикосновения своих пальцев, чтобы почувствовать ее блеск. Она была так совершенна: каким благословением было бы вложить ее частичку в себя, предъявить доказательство любви у врат рая.

Но ее вида было достаточно. Он заберет это с собой и удовлетворится; только ее мрачная сладость как знак, монеты на его глазах, чтобы заплатить за проезд.

– До свидания, – сказал он и неровной походкой направился к двери. Она прошла вперед, открыла дверь и повела его вниз по лестнице. В одной из соседних комнат плакал ребенок, это был завывающий плач младенца, который знает, что никто не придет. На крыльце Брир еще раз поблагодарил Шэрон, и они расстались. Он посмотрел, как она бежит домой.

Со своей стороны, он не был уверен – по крайней мере, сознательно – в том, куда ему теперь идти и зачем. Но как только он спустился по ступенькам и ступил на тротуар, ноги понесли его в направлении, которого он никогда раньше не знал, и он не заблудился, хотя вскоре оказался на незнакомой территории. Кто-то звал его. Его, его мачете и оплывшее серое лицо. Он шел так быстро, как позволяла анатомия, и как человек, призванный историей.

70

Уайтхед не боялся умереть; он боялся лишь того, что, умирая, обнаружит, что прожил недостаточно. Это было его заботой, когда он столкнулся с Мамуляном в коридоре пентхауса, и это продолжало его мучить, когда они сидели в гостиной, а шоссе гудело за их спинами.

– Хватит бегать, Джо, – сказал Мамулян.

Уайтхед ничего не ответил. Он взял из угла комнаты большую миску лучшей клубники Галифакса и вернулся на свое место. Пробежав опытными пальцами по ягодам в миске, он выбрал особенно аппетитную ягоду и начал ее грызть.