Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Она потянулась к выключателю рядом с дверью и включила его. Слабая лампочка странно освещала пленника: при ее свете он выглядел больнее всех, кого Шэрон когда-либо видела. Очевидно, он протащил кровать через комнату к окну, и при этом веревки, которыми было связано тело, впились в его серую кожу, так что пятна блестящей коричневой жидкости – не совсем крови – покрыли его руки и брюки и забрызгали пол у его ног. Черные пятна делали его лицо, тоже блестящее, пегим.

– Привет, – сказал он. Его голос был искажен, словно звучал из дешевого радио. Странность незнакомца позабавила ее.

– Привет, – ответила она.

Он криво усмехнулся, и лампочка осветила влагу в его глазах, которые были так глубоко в его голове, что она едва могла их различить. Но когда они двигались, как сейчас, кожа вокруг трепетала.

– Прости, что оторвал тебя от игр, – сказал он.

Она задержалась в дверях, не уверенная, идти или остаться.

– На самом деле я не должна быть здесь, – поддразнила она.

– О… – сказал он, закатывая глаза так, что стали видны белки целиком. – Пожалуйста, не уходи.

Ей показалось, что он выглядит комично в своем испачканном пиджаке и с закатившимися глазами.

– Если Мэрилин узнает, что я была здесь…

– Это твоя сестра, да?

– Моя мать. Она меня ударит.

Мужчина выглядел удрученным.

– Она не должна так делать, – сказал он.

– Ну, она делает.

– Это позор, – печально ответил он.

– О, она ничего не узнает, – заверила его Шэрон. Мужчина был расстроен ее разговором об избиении больше, чем она предполагала. – Никто не знает, что я здесь.

– Хорошо, – сказал он. – Я не хочу, чтобы из-за меня с тобой случилось что-нибудь плохое.

– Почему ты связан? – спросила она. – Это что, игра?

– Да. Только и всего. Скажи мне, как тебя зовут?

– Шэрон.

– Ты совершенно права, Шэрон, это игра. Только я больше не хочу играть. Это начало причинять мне боль. Сама погляди.

Он поднял руки так высоко, как только мог, чтобы показать, как крепятся путы. Над его головой жужжал парламент мух, которым помешали откладывать яйца.

– Ты умеешь развязывать узлы?

– Не очень.

– Можешь попробовать. Для меня?

– Ну, наверное…

– Только я очень устал. Входи, Шэрон. Закрой дверь.

Она сделала, как велели. Здесь не было никакой угрозы. Просто загадка (или две: смерть и люди), и она хотела знать больше. Кроме того, этот человек болен: в своем теперешнем состоянии он не мог причинить ей никакого вреда. Чем ближе она подходила к нему, тем хуже он выглядел. Его кожа покрылась волдырями, а лицо покрывали капли чего-то похожего на черное масло. Под сильным запахом его духов скрывалось что-то горькое. Она не хотела прикасаться к нему, как бы ей ни было жаль.

– Пожалуйста… – сказал он, протягивая связанные руки. Мухи раздраженно кружили вокруг. Их было много, и все они интересовались им – его глазами, ушами.

– Нужно вызвать врача, – сказала она. – Тебе нездоровится.

– На это нет времени, – настаивал он. – Просто развяжи меня, а потом я сам найду врача, и никто не должен знать, что ты была здесь.

Она кивнула, понимая логику происходящего, и подошла к нему сквозь тучу мух, чтобы развязать путы. Ее пальцы не были сильными, ногти обкусаны до мяса, но она работала над узлами с решимостью – очаровательная хмурая морщинка портила идеальную плоскость ее лба, когда она трудилась. Усилия были затруднены потоком напоминавшей желток жидкости, текшей из его разорванной плоти, которая склеивала все вокруг. Время от времени она поднимала на него свои карие глаза; он задавался вопросом, видит ли она происходящее перед ней разложение. Если и видела, то была слишком поглощена вызовом узлов, чтобы уйти; либо так, либо она добровольно развязывала его, осознавая силу, которой обладала при этом.