Сказки и истории (сборник) - Александр Шуйский (2021)

Вечером, когда шкаф был собран и поставлен, Орлушу загнали спать, но она весь день просидела дома и спать ей не хотелось. Тем более, что на кухне говорили все громче. Орлуша приоткрыла дверь и прислушалась.

– Засушила ты девчонку, Нина. У нее диана какая-то в голове, геркулес какой-то. А что это – она и сама не знает. Я ее спрашиваю – ты о каше говоришь? А она на меня смотрит, как баран на новые ворота, и не понимает ничего. Ее бы на море свозить, чтобы она хоть плавать научилась.

– Вера Степановна. Что лучше для моей дочери, я решу сама.

– Воля твоя, Нина, но вырастишь ты старую деву, сухаря в очках.

– Я лучше выращу старую деву, чем от меня сбежит один ребенок и будет тихо спиваться второй, – мама чуть ли не зашипела на бабушку, так разозлилась на «сухаря в очках». Орлуша и сама обиделась, с чего это ей быть сухарем в очках, у нее отличное зрение, а с кухни донеслось уже в полный голос: «Не смей со мной так разговаривать!»

В гостиной послышалась возня и Лида быстро прикрыла дверь. На кухню прошел отец, сказал весело: «Так, дорогие дамы, брек! Нинуш, давай спать уже…» А минут через десять в темноте и тишине пришла укладываться бабушка и долго возилась, почему-то не зажигая верхний свет. Орлуша поспешно притворилась, что спит. Матильда, давно проскользнувшая в детскую под всеобщий шум, свернулась у нее под боком, Орлуша притиснула кошку поближе к себе и наконец заснула.

На следующей неделе мама приехала в садик позже всех, обнаружила, что Орлуша потеряла одну варежку из пары и почему-то ужасно рассердилась. До станции они шли молча. Сев в поезд, Орлуша принялась пересказывать свои новости, мать молча смотрела на нее, а потом вдруг сказала своим особенным тоном Снежной королевы:

– До чего ж ты бессердечная девочка. Все как с гуся вода. Нормальный ребенок со стыда бы сгорел, а ты уже через десять минут ничего не помнишь. Как Матильда просто – отшлепаешь ее, а через полчаса она уже скачет, как ни в чем не бывало.

– А за что ты отшлепала Мотьку? – тихо спросила Орлуша.

– Неважно, – ответила мама и отвернулась.

Всю дорогу до дома они промолчали, приехали очень поздно, Орлуша даже не заметила, как заснула.

А с утра все повторилось, как на прошлой неделе: мама и бабушка ссорились на кухне, Орлуша отсиживалась в своей комнате, Матильда пряталась в коридоре. Под вечер появился папа, накричал на всех, а в воскресенье ушел рано с утра, Орлуша его толком и не видела.

Так пошла одна тоскливая неделя за другой, в пятницу Орлуша не могла дождаться, когда поедет домой, а в воскресенье уже не могла дождаться, когда вернется в садик. В доме теперь слышался только голос бабушки, отец уходил на целые дни, мать отмалчивалась: поджимала губы, молча готовила, молча мыла посуду. Орлуша старалась попадаться взрослым на глаза как можно реже, перечитала все книжки и изрисовала все альбомы.

Зима заканчивалась, на восьмое марта Орлуша нарисовала маме картинку с мимозой из покрашенных желтой гуашью ватных шариков – они целых два дня делали эти открытки всей группой. И повезло: пятница выдалась солнечная, мама приехала в хорошем настроении, обрадовалась открытке и даже обняла Орлушу, когда они устроились на деревянной скамейке в электричке. Орлуша как раз рассказывала о новой воспитательнице, очень строгой. Если кто-то в чем-то провинился, она ставит перед всеми и долго отчитывает, и оправдываться бесполезно, она ничего не слушает.

– Так бывает, Лидк, – сказала мама. – Бывает, что в жизни появляется человек, скажем так, не очень умный. Просто не обращай на нее внимания. Сделай вид, что ее нет.

– Как же мне делать вид, что ее нет? Я кашу не доела, она меня поставила посреди игровой и как начнет… А я не могу есть эту кашу, у нее пенки противные, как сопли, только еще хуже!