Вечный кролик - Джаспер Ффорде (2020)

– Это бывший парень Бобби, его зовут Харви, – ответила Пиппа.

Этого я услышать совсем не хотел. Круг общения всякого кролика был крепким и обширным, и они всегда поддерживали друг друга. Если Харви был бывшим Бобби, то он хорошо знал и Дока, и Конни тоже. А я знал, как работает Крольнадзор и как их всех могли привлечь к ответственности.

– Бобби и Харви остались хорошими друзьями, – сказала Пиппа. – Харви был с нами в клубе.

– Да ну? – сказал я.

– Ага. Он, Бобби и еще два кролика говорили о том, как они могут задержать Акт о Переселении кроликов, пока Всеевропейский совет по правам человекоподобных не обсудит и не составит рекомендации по вопросу равенства кроликов.

– Иногда мне кажется, что поэтому Найджел Сметвик и радовался нашему уходу из Евросоюза, – сказал я, отчаянно стараясь не думать о Харви, – чтобы никто не мог законно оспорить британскую политику в сфере прав кроликов и введения максимальной заработной платы[48].

– Дайте равные права кроликам, и придется дать их еще и коровам, – пробормотала Салли, уткнувшись лицом в скатерть, – или лошадям, или летучим мышам, или овцам. Вот в чем глобальная проблема. Неотъемлемое право всех живых существ – наслаждаться богатыми дарами биосферы. И не абстрактно, не в смысле, что со всеми надо делиться, а с точки зрения единства всей разумной жизни.

Затем она застонала и сказала, что хочет умереть, но не здесь, а в каком-нибудь шикарном месте вроде Поуиса.

– Почему Поуис? – спросил я. – Там, конечно, красиво, но шикарным я бы его не назвал.

– Не Поуис, – сказала Салли, не отрывая лица от скатерти, – а Париж. Простите.

Она поднялась и быстро поковыляла из комнаты в сторону туалета. Я снова повернулся к Пиппе. Она внимательно смотрела на меня.

– Пап?

– Да?

Она опустила глаза и стала водить пальцем по узору скатерти.

– Ты и твоя работа в Крольнадзоре. Ты думаешь, это хорошее дело?

Разговоры о равенстве кроликов всегда приводили к обсуждению Крольнадзора. Она, наверное, много говорила вчера об этом с Бобби и Харви.

– Милая, я младший бухгалтер, всего лишь крошечная шестеренка. Я не лепорифоб. Мне все равно, кто мой наниматель.

Я встал и пошел с пустой чашкой к раковине, чтобы скрыть свои раскрасневшиеся щеки. Последовала еще одна пауза, и я услышал, как Пиппа глубоко вдохнула.

– Пап, – сказала она, – ты же вообще ничего не смыслишь в бухгалтерии. Ты складывать-то не умеешь. Ты – опознаватель. Ты опознаешь кроликов для Надзора. Я уже много лет об этом знаю.

– Что? А… ну да, – сказал я, а затем, чтобы прикрыть одну ложь, соврал снова: – Нам нельзя говорить об этом членам семьи, ради безопасности.

Мои щеки запылали еще сильнее, и я просто стоял у раковины спиной к Пиппе, не зная, что сказать. Мне было стыдно за то, что я там работал, и за то, что лгал, но от этого короткого разговора я почувствовал… облегчение.

– Я не определяю политику организации, – сказал я, все еще не поворачиваясь к ней, – и не принимаю личное участие в действиях против кроликов. Я просто сорок часов в неделю опознаю кроликов и проверяю, честны ли они. Если бы они все были честны, то у меня бы не было работы. И потом, – прибавил я, стараясь оправдать свою позицию заученной фразой, – учитывая то, что я, в отличие от других, стараюсь делать свою работу правильно, я даже чем-то помогаю кроликам. Если бы это делал не я, на моем месте мог оказаться кто-нибудь гораздо хуже.

Пиппа с сомнением хмыкнула.

– И с тобой эта работа тоже помогла, – прибавил я. – Нам всегда нужны были лишние деньги. Душевую поставить, твою спальню устроить на первом этаже и всякое такое.

– Вот только не надо меня в это впутывать, – сказала она, начиная злиться. – Я могу и по лестнице подняться, и в ванной искупаться, если нужно. Тоби тоже из ваших?

Я замер, а затем кивнул.

– Что ж, – сказала она, – так будет даже проще его бросить…