Каменные небеса - Нора Джемисин (2017)

Я отвечаю сердитым басовым пульсирующим толчком. Дело не в них. Он вздыхает, но тоже начинает подражать мне. Остальные следуют нашему примеру. Мы дошли до самого южного квартента города-узла, где воздух благоухает слабым запахом серы. Келенли объясняет, что этот запах исходит от утилизирующих отходы растений, которые растут гуще здесь, где канализация выносит серые воды ближе к поверхности. Эти растения очищают воду и раскидывают густую здоровую листву над улицами, чтобы охлаждать их, как и было задумано, – но даже лучшие генджинеры не могут заставить растения, питающиеся отходами, не припахивать тем, что они потребляют.

– Ты хочешь показать нам инфраструктуру переработки отходов? – спрашивает Келенли Ремва. – Я и так уже ощущаю себя более контекстуальным.

Келенли фыркает.

– Не совсем.

Она заворачивает за угол, и перед нами возникает мертвое здание. Мы стоим и смотрим во все глаза. Плющ ползет по стенам здания, сделанного из какой-то красной глины, спрессованной в кирпичи, и обвивает его мраморные колонны. Однако кроме плюща больше ничего живого в этом здании нет. Оно приземистое, низкое, похожее на прямоугольную коробку. Мы не сэссим никакого гидростатического давления, поддерживающего его стены; наверняка оно использует силу и химический крепеж, чтобы стоять прямо. Его окна просто из стекла и металла, и я не вижу нематоцист, растущих на их поверхностях. Как они могут обезопасить то, что внутри? Двери из мертвого дерева, полированного, красно-коричневого, с резными узорами в виде плюща; удивительно, но это мило. Ступени – тусклая рыжевато-белая песчаная взвесь. (Много столетий назад люди называли ее цементом.) Все сооружение ошеломляюще старомодно – но оно цело, функционально и поражает своей уникальностью.

– Так… симметрично, – чуть кривит губы Бимнива.

– Да, – говорит Келенли. Она остановилась перед зданием, чтобы мы могли рассмотреть его. – Однако некогда люди считали такое красивым. – Она идет вперед.

Ремва глядит ей вслед.

– Что, внутрь? Оно структурно устойчиво?

– Да. И да, мы идем внутрь. – Келенли останавливается и смотрит на него, возможно, удивленная тем, что его сдержанность хотя бы отчасти не игра. Я ощущаю через окружающее, как она касается его, успокаивает. Когда Ремва зол или испуган, он еще упрямее, так что это помогает; острые зубцы его нервозности начинают ослабевать. Но ей все равно приходится поддерживать игру из-за множества смотрящих на нас. – Хотя я полагаю, что ты можешь остаться снаружи, если хочешь.

Она бросает взгляд на своих двоих стражей, коричневых мужчину и женщину, стоящих рядом с ней. Они не отстали от нашей группы, как остальные стражи, которых мы то и дело украдкой видим на периферии. Женщина-страж хмуро отвечает ей:

– Ты сама понимаешь.

– Это была всего лишь мысль, – пожимает плечами Келенли и кивает на здание, обращаясь к Ремве. – Похоже, у вас нет выбора. Но я обещаю вам, что здание вам на головы не упадет.

Мы следуем за ней. Ремва чуть медленнее, но в конце концов заходит и он.

Как только мы переступаем порог, в воздухе перед нами возникает голопредупреждение. Нас не учили читать, и буквы этого предупреждения в любом случае выглядят странно, но затем из аудиосистемы дома слышится раскатистый голос: «Добро пожаловать в историю неврастении!»

Я понятия не имею, что это означает. Внутри здание пахнет… неправильно. Сухо и пыльно, воздух застоявшийся, словно здесь ничто не поглощает его диоксид углерода. Мы видим, что здесь есть и другие люди, в большом открытом фойе здания или на симметричной двойной витой лестнице, они дивятся на панели резного дерева, тянущиеся вдоль каждой лестницы. Они не смотрят на нас, отвлеченные великой странностью нашего окружения. Но тут Ремва говорит:

– Что это?

Его тревога, передающаяся покалыванием по нашей сети, заставляет нас всех посмотреть на него. Он стоит нахмурившись и вертит головой из стороны в сторону.