Каменные небеса - Нора Джемисин (2017)

Я решаю, что то, что я чувствую, – любовь. Даже если не так, идея достаточно нова, чтобы очаровать меня, так что я решаю следовать туда, куда меня ведет импульс. Через некоторое время Келенли встает и идет прочь оттуда, где мы восхищаемся садом. В центре сада стоит маленькое строение, вроде крохотного дома, но сделанного из кирпича, а не из целлюлозной растительной подложки большинства домов. Один решительный плющ растет на ближней его стене. Когда она открывает дверь этого дома, это замечаю только я. Когда она заходит внутрь, все остальные бросают делать то, что делали, и тоже встают, чтобы посмотреть на нее. Она останавливается, весело изумленная – думаю я – нашим внезапным молчанием и тревогой. Затем она вздыхает и молча показывает головой – Идем.

Мы ползем за ней.

Внутри – мы осторожно протискиваемся за Келенли – тесно. В домике деревянный пол и кое-какая обстановка. Он почти пуст как наши камеры в нашем здании, но есть некоторые важные различия. Келенли садится в одно из кресел, и мы понимаем – это кресло ее. Это ее… камера? Нет. Здесь повсюду странности, предметы, дающие интригующие намеки на личность и прошлое Келенли. Книги на полках в углу означают, что ее научили читать. Щетка на краю раковины предполагает, что она сама причесывается, а судя по количеству волос на щетке, делает это нетерпеливо. Может, тот большой дом – место, где предполагается, что она живет, и, может, она действительно порой спит там. Однако этот маленький садовый домик… ее дом.

– Я выросла вместе с проводником Галлатом, – негромко говорит Келенли. (Мы расселись по креслам, кровати и на полу вокруг нее, жаждая ее мудрости.) – Меня воспитывали с ним в ходе эксперимента для испытания его контроля – как я контролирую вас. Он обычный человек, если не считать капли нежелательного происхождения.

Я моргаю моими льдистыми глазами, думаю о глазах Галлата и внезапно понимаю много нового. Она улыбается, когда я разеваю рот. Но улыбка держится недолго.

– Они – родители Галлата, которых я считала своими – сначала не рассказывали мне, что я такое. Я ходила в школу, играла, делала все, что делает нормальная силанагистанская девочка, когда растет. Но они обращались со мной иначе. Долгое время я считала, что я сделала что-то такое. – Ее взгляд устремляется вдаль, тяжелый от застарелой горечи. – Я не могла понять, почему я такая плохая, что даже мои родители не могут полюбить меня.

Ремва садится, чтобы провести рукой по деревянным планкам пола. Я не знаю, зачем ему. Салева по-прежнему на улице, поскольку на ее вкус домик Келенли слишком тесен; она пошла посмотреть на крохотную пичужку, порхающую между цветами. Но она слушает сквозь нас, сквозь открытые двери дома. Всем нам нужно услышать, что говорит Келенли – голосом, вибрацией и ровным, тяжелым взглядом.

– Почему они обманывали тебя? – спрашивает Гэва.

– Целью эксперимента было узнать, смогу ли я быть человеком. – Келенли улыбается своим мыслям. Она сидит в кресле, подавшись вперед и облокотившись о колени, рассматривая свои руки. – Посмотреть, не смогу ли я стать хотя бы приличной, если уж не натуральной, если меня воспитать среди натуральных приличных людей. И потому все мои достижения считались успехами Сил Анагиста, а каждый мой провал или пример дурного поведения списывался на вырождение моего генетического кода.

Мы с Гэвой переглядываемся.

– С чего бы тебе быть недостойной? – спрашивает она в полном недоумении.

Келенли моргает, отрывается от раздумий, мгновение смотрит на нас, и в этот момент мы ощущаем пропасть между ней и нами. Она считает себя одной из нас, и так и есть. Но еще она считает себя личностью. Эти две концепции несочетаемы.

– Злая Смерть, – тихо, изумленно говорит она, эхом отвечая на наши мысли. – Вы и правда ничего не знаете?