Каменные небеса - Нора Джемисин (2017)

Позже Гэва, которую немного трясло, спросила Келенли, что не так было с этим злым человеком. Келенли тихо рассмеялась и сказала:

– Он силанагистанец. – Гэва растерянно затихла. Мы все послали ей короткие импульсы, что мы тоже растеряны и так же озадачены, и проблема не в ней. Это нормальная жизнь Сил Анагиста, понимаем мы, идя сквозь нее.

Нормальные люди на нормальных улицах. Нормальные прикосновения, от которых нам стыдно, мы напрягаемся или быстро пятимся. Нормальные дома с нормальной обстановкой. Нормальные взгляды, которые сразу отводят, или хмурые, или которые раздевают нас. Каждым проблеском нормальности город показывает нам, насколько мы ненормальны. Прежде меня совершенно не смущало, что мы просто конструкции, созданные при помощи генджинерии мастерами-биомагестами и выросшие в капсулах с питательной слизью, выделенные уже полностью выросшими, чтобы нас не надо было выкармливать. До сих пор я… гордился тем, что я есть. Я был доволен. Но теперь я вижу, как на нас смотрят эти нормальные люди, и сердце мое ноет. Я не понимаю, почему.

Возможно, прогулка повредила меня.

Теперь Келенли ведет нас сквозь этот причудливый дом. Мы проходим в дверь и находим за домом огромный раскидистый сад. Вдоль ступеней и тропинок повсюду клумбы, аромат цветов привлекает нас. Это не те совершенные генджинированные клумбы возле дома с их скоординированными по цвету мигающими цветами; здесь растут дикие и, возможно, худшие цветы, их стебельки хаотичны по высоте, а лепестки часто совсем несовершенны. И все же… мне они нравятся. Покрывающий дорожки ковер лишайников заставляет рассматривать его пристальнее, потому мы общаемся короткими волновыми импульсами, пригибаясь и пытаясь понять, почему он ощущается так пружинисто и приятно у нас под ногами. Ножницы, висящие на жерди, будят любопытство. Я борюсь с порывом срезать себе несколько прелестных пурпурных цветков, хотя Гэва пробует ножницы и затем сжимает несколько цветков в руке, крепко, яростно. Нам никогда не позволяли ничем обладать. Я исподтишка, неотвязно слежу за Келенли, наблюдающей за нашими играми. Интенсивность моего интереса немного смущает и пугает меня, хотя противиться я не могу. Мы всегда знали, что проводникам не удалось сделать нас лишенными эмоций, но мы… ладно. Я считал, что мы выше такой интенсивности чувств. Это я считал надменностью. И вот – мы тонем в чувствах и реакциях. Гэва съежилась в углу с ножницами, готовая защищать свои цветы до смерти. Душва нарезают круги, безумно смеясь – я не уверен, чему именно. Бимнива загнала в угол одного из наших охранников и засыпает его вопросами по поводу того, что мы видели по дороге сюда; у охранника затравленный вид, и он, похоже, надеется на спасение. Салева и Ремва заняты напряженным разговором, сидя на корточках возле маленького прудика, пытаясь понять, кто плавает в нем – рыбки или лягушки. Их разговор полностью звуковой, земноречи совсем нет.

А я, дурак, смотрю на Келенли. Я хочу понять, что мы должны, по ее мнению, понять – как из того шедевра в музее, так и из нашей полуденной идиллии в саду. Ее лицо и сэссапины ничего не выдают, но это нормально. Я хочу просто посмотреть в ее лицо и окунуться в ее глубокое, мощное орогенистическое присутствие. Это нелепо. Вероятно, это неприятно для нее, хотя, если и так, она меня игнорирует. Я хочу, чтобы она просто посмотрела на меня. Я хочу говорить с ней. Я хочу быть ее.