Незваный гость - Татьяна Коростышевская (2021)

— Да не помню, в жовтне, что ли, точно до заморозков. — Мадам нахмурилась. — Ты, свиристелка, темы не меняй.

На «свиристелку», которая не «свиристелка», я покраснела.

— А люди по-другому говорят. Говорят, взяла Фараония сто тысяч, да и уморила пристава.

— Врут люди.

— Куколками человекоподобными уморила.

— Врут.

— Но куклами-то вы чардеите? Не отпирайтесь. Знаю, как вы девочке, от надругательства пострадавшей, из глины гомункулов налепили, через то насильники ее в дерьме захлебнулись.

Уголком глаза я заметила, что Грегори после этих слов напрягся, но прямо смотрела на собеседницу. Черты ее дрогнули, складываясь в гримасу беспомощности, она прошептала:

— Лизонька, бедное дитя.

По морщине к губам скатилась слеза.

— Что ж, господа сыскари, — наконец фомко сказала Фараония, — ваша взяла — вяжите старуху, тащите в каземат. Моя вина, не сдержалась, колдовство черное, смертельное сотворила. Только вернись время вспять, сызнова бы ту глину вымесила, ни на миг сомнений не испытав. Звери эти, что над девчонкой-сиротой надругались, всего этого заслужили.

— В оплату вы у девочки жизнь ее взяли?

— Что? — Чародейка подняла воспаленный взгляд. — Ничего я с нее не брала, с Лизоньки, она сама так решила, что жить датее не стоит. Я ведь предлагала со мною остаться, заместо дочери.

— Когда предлагали?

— Да как только она на моем пороге истерзанная появилась. Это уже потом я разобралась, что случай с Лизаветой не случай вовсе, что всех приютских сироток спасать надобно. Бедное дитя. Она ведь пропащей себя после всего считала. — Из рукава появился носовой платок и Фараония трубно высморкалась. — Гнилой город, гнилые людишки.

— Степан Фомич про то знал? — спросила я осторожно.

— Разумеется!

— И про то, что вы тех куколок изготовили?

— Про это не знал.

— Вы сейчас пристава прикрываете, — сказала я дружелюбно. Эх, как второго допросчика недоставало! Волков, вместо того чтоб помогать, сидел соляным столбом и пялился, будто представление презанятное наблюдал. — Не нужно. Предположу, что вас, мадам Фараония, за какое-то чародейское преступление в Змеевичский уезд сослали.

Хозяйка бросила взгляд на Григория Ильича.

— Грегори-воин моего личного дела тебе не показывал? Правильно предполагаешь. Ссыльная я, поднадзорная, оттого что набедокурила по молодости изрядно.

Ей было восемнадцать, возлюбленный имелся в дополнение к прекрасной будущности и чародейским талантам. И род ее был старинный боярский, и все к свадьбе шло. Только не дошло. Изменщик возлюбленный оказался, да еще и настолько глуп, что позволил невесте себя с другою застать в самой недвусмысленной позиции.

— Убила, — вздохнула хозяйка, — обоих, на месте, и плод во чреве моем от чародейства сгорел. Меня за такие дела собирались сил полностью лишить перед ссылкою. Да батюшка все связи свои на помощь бросил, оставили. Лишенный сил чародей не жилец вовсе, я поклялась, что чардеить никогда не буду, только не забирайте. Сейчас иногда думаю, лучше бы тогда все закончить.

— Тогда бы вы Лизавете отмстить помочь не смогли, — сказала я твердо, — так что правильно жизнь ваша обернулась. Но не о том узнать хотелось. Блохин знал о глиняных куколках, потому как имел предписание ваше колдовство наблюдать. Знал, но простил, по инстанциям отчета не направил. Он под Чикову копал? Под дела ее приютские?

— В том числе. Степан быстро разобрался, что в нашем болоте рука руку моет.

— Какие аресты готовил?

— Не знаю, — всплеснула руками Фараония.

— Еще один вопрос. Почему вы нынче на балу у Бобруйского не присутствовали? Неужели не пригласили?

— Представь себе, нет.

— Спасибо. — Я поднялась с дивана. — И простите за ночное вторжение. Мы с Григорием Ильичом…

Тут моих ноздрей коснулся запах жженого сахара.

— Еще о чем-то хотела спросить, Гелюшка.

Я перекинула мысли в голове, как карточную колоду.