Ковен заблудших ведьм - Анастасия Гор (2021)

Тюльпана устало помассировала виски, подняв на меня убийственный взгляд.

– В том, что я создала целый ритуал, а не заклятие! Дар сотворения каждой Верховной уникален, разве ты не должна это знать? Аврора всегда шла самыми легкими и прямыми путями… Я же предпочитаю развилки и узкие тропы. Тогда все ноты звучат чисто и в унисон, понимаешь? – Заметив, что ни черта я не понимаю, Тюльпана вздохнула и объяснила простым языком: – Суть колдовства Авроры в лаконичности, а моего – в изяществе. Короче, что получилось, то получилось. Не устраивает – ступай медитировать в лесу и придумывай свое!

Я втянула воздух сквозь сжатые зубы и молча схватила одуванчики. Их стебли липли к рукам от прозрачного сока.

– Ах да, чуть не забыла! Второе варенье должно быть из розовых лепестков. В саду растет целый куст.

Мое веко предательски задергалось, но Коул успокоил меня поцелуем в лоб, пообещав, что сам вернет лишние атрибуты в кабинет Виктории. Оглянувшись на Тюльпану, которая завешивала шторы и сдвигала мебель на пару с Диего, я минула кухню и столовую и через уличный коридор прошла в благоухающий сад.

Благодаря магии, которая снова напитала эту землю жизнью, как только на ней возродился ковен, за садом практически не приходилось ухаживать. Я и вовсе не помнила, когда заходила сюда в последний раз со смерти Эммы, найденной со вспоротым животом у лимонного деревца. Сад появился в Шамплейн лишь по милости Виктории, и она была единственной, кому было до него дело. Мама своими руками взращивала каждый цветок – сажала семена, поливала, удобряла, заботилась и даже шептала все те приторные слова, что обычно шепчут изнеженным младенцам. С ее заботой сад расцветал, а кусты приобретали причудливые формы животных. Однако сейчас он выглядел совсем непримечательно, но, к счастью, и не зловеще: простая купольная оранжерея, где яблоневые деревья смешались со сливовыми, а гортензии воевали за клочок земли с подсолнухами. Здесь же росли и ведьмовские травы: защитные, чтобы отгонять злых духов, – папоротник, полынь, терновник; целебные, чтобы залечивать даже самые страшные раны, – чабрец, шалфей, багульник; священные, чтобы вознести почесть богам, – анис, жасмин, кориандр; и ритуальные, чтобы призвать любовь, удачу или несчастье, – дурман, черная бузина, аконит. Теперь же повсюду царствовала природа: растения сплетались в невообразимые венки, а деревья пробивались сквозь тканевые навесы и притесняли друг друга. Природа сама решала, где и чему расти – и я не собиралась вмешиваться в заведенный ею порядок.

Найдя заросли с крупными бордовыми розами сорта «Черная Магия» (какое ироничное название!), чьи бутоны походили на отшлифованные рубины, я срезала несколько штук в глиняную ступу и поспешила на выход, стараясь не смотреть на лимонное деревце, оскверненное кровью моей младшей сестренки.

В высокой траве квакали лягушки. Я засмотрелась на них, не заметив, как поднялась липкая завеса тумана, обвивая мои ноги у самой земли. Неожиданно откуда-то из-за спины донесся шепот:

– Передай некроманту, что четвертый лепесток уже опадает.

Мурашки пробежали по моей спине, прожигаемой взглядом. Я не видела существа, которому он принадлежал, – только чувствовала. Но тут из кустов сирени вдруг выпорхнуло что-то немыслимое: кудлатые пятнистые перья, белая манишка, выразительные желтые глаза и острый крючковатый клюв, которым можно было с одного удара проломить грецкий орех. Птица угукнула, вскарабкалась на ветку длинными щетинистыми цевками и, сложив крылья, повернула голову на сто восемьдесят градусов.

Это была пещерная сова, которую я бы назвала совершенно обычной, если бы не раздробленные кости, торчащие из пробитого крыла и грудины. Плоть свисала с нее багровыми ошметками, обнажая ребра и скелет. Сова была жива лишь наполовину и смотрела на меня одним глазом: второй вытек, оставив зияющую дыру в черепе.

Однако ни это, ни мой визг не помешали ей вспорхнуть и погнаться за ужином в лице нескольких воробьев.