Кровавая королева - Сьюзен Кинг

Погода улучшилась, и Катриона начала рваться домой в Кинлосси, к своему маленькому сыну, которого она оставила на попечение сестры. Мы все успели к ней привязаться, хотя иногда я ощущала странную напряженность в ее отношениях с Биток, которая тут же умолкала, когда Катриона присоединялась к нашей беседе. Она предпочитала прясть, а не вышивать, и с этой целью купила у жены фермера целую корзину крашеной шерсти. Она проворно скручивала шелковистые нити с помощью прялки и веретена, а Элла сматывала их в разноцветные клубки. Иногда она уходила на кухню или в маленькую хижину, в которой хранились сушеные травы, и готовила из них лекарственные снадобья — отвары и мази. Только тут Биток проявляла некоторый интерес к ее познаниям, так как мать уже успела кое-чему ее обучить.

— Ты такая красивая и добрая, что вряд ли долго останешься вдовой, — как-то сказала Мэв Катрионе, когда та поила нас травяным отваром, чтобы легче было справиться с зимним кашлем, от которого многие из нас страдали. Для Мэв, кашлявшей сильнее всех, Катриона принесла ароматическую мазь, которой надо было мазать грудь на ночь.

Катриона рассмеялась, и звук ее смеха серебряным колокольчиком прорезал зимний мрак.

— Мой родственник, ставший таном Кинлосси после смерти мужа, уже просил моей руки, — призналась она. — Он распорядился, чтобы у меня с сыном был свой дом. Но пока я не дала ему своего согласия. — Она не стала объяснять, почему. А я лишь сочувственно кивнула, так как знала, что она любила своего мужа.

Когда она уезжала, мы все всплакнули и долго махали ей вслед. Но я успела заметить, как Биток решительно вздернула подбородок и отвела глаза в сторону.

Лулаха крестили в Киндеддарской церкви, рядом с которой был похоронен его убитый отец. Я не присутствовала на крестинах, так как согласно обычаю мать должна была оставаться дома в течение месяца после родов. Потом мне рассказали, что мой сын все время сладко спал и проснулся лишь в тот момент, когда священник брызнул ему на лоб святой водой. Его крестная мать, моя троюродная сестра Биток, знала, что молчание во время крестин может стать дурным предзнаменованием, поэтому изо всех сил ущипнула ребенка.

Потом мы устроили в Элгине скромное пиршество, хотя и во время него я держалась в стороне, так как все еще не могла участвовать в общеприходских трапезах. Потом ребенка трижды пронесли в корзинке над огнем, и все домочадцы разошлись по своим делам. Мэв уложила Лулаха в колыбель рядом с раскаленной докрасна жаровней, а я устроилась неподалеку с пряжей. Считалось, что это занятие не пристало благородным дамам, но мне нравилась ритмичность вращения веретена и то, как шерсть превращается в нити, к тому же я не слишком кичилась своим положением. И когда Мэв спросила, не можем ли мы поговорить наедине, я удивленно кивнула.

— Пока мы ехали к церкви, — начала она, — я держала ребенка, а Константин из Банхори и Макбет сопровождали меня в силу важности порученного мне дела. Мы немного отстали от остальных, и Макбет из соображений безопасности повел нас другой дорогой.

Я кивнула:

— Дорога через лес длиннее, но безопаснее.

— Там мы встретили старуху, разводившую костер. Лицо и руки у нее были перепачканы, и выглядела она диковато. Я приняла ее за лесного эльфа или за сумасшедшую.

— Это Уна, жена угольщика. У нее и членов ее семьи есть право на эту землю. Она странная женщина. Муж у нее умер, а один из сыновей погиб вместе с Гиллекомганом в Бургхеде, — тихо ответила я.

— При виде нас она бросилась к нам навстречу, размахивая руками и произнося заклинания на удачу. И все было хорошо, пока она не начала пророчествовать.

При этих словах я вскинула брови.

— И что она сказала?

— Что ребенок, рожденный в Элгине, будет носить золотую корону.

У меня перехватило дыхание, так как я вспомнила предсказание Дермота.

— А что еще?