Хольмганг (сборник) - Вадим Калашов (2019)

Тогда Гарви Немой взвалил на себя несчастного нитинга и пополз к углу Чёрных братьев. Однако его нос вскоре упёрся в сапог одного из судей. Когда Гарви поднял голову, судья показал направление, в котором он должен был ползти. Единственное место на Гордом Острове, где было место подлому нитингу, лежащему на его спине. И Гарви Немой и тогда не бросил друга, а под изумлённые взгляды одних викингов и сочувствующие других пополз к залитому кровью и забрызганному внутренностями мёртвого, но так и не похороненного Марви куску тьеснура.

Виси на шее Гарви не амулет Одина, а крест Мессии, его бы поступок вызвал удивление, но не такое сильное. А так… викинги приписали это чрезмерное проявление дружбы только лишь вошедшей в легенду тупостью полунемого воина. И только Олаф-рус понимал, что для такого поступка нужен большой ум, но… другого рода, о котором в стране фиордов имеет представление очень мало людей.

Поступок Гарви казался, на первый взгляд, не только глупым, но и бесполезным. Ведь если корабли отказались взять на борт нитинга, то он всё равно обречён. Его агония продлится на то время, пока будут силы ловить чаек и питаться их мясом и кровью, а затем… затем неизбежная смерть от стремительно приближающейся зимы. На острове не росли деревья, и поэтому даже сейчас мокрым и уставшим Гарви и Ваги было негде согреться. Но солнце ещё светило, и, немного отдохнув, Гарви достал из кожаного непромокаемого мешка, брошенного ему Торальфом, свёрнутые звериные шкуры и стал раздеваться сам и раздевать потерявшего сознание от пережитого друга. А потом, разложив мокрую одежду прямо на залитой кровью земле, завернулся сам в тёплую шкуру зимнего зверя и завернул Ваги Острослова.

В отличие от Ваги его совершенно не смущало, что на отдых они расположились среди понемногу растаскиваемых чайками останков Человека-горы. В его глазах застыла холодная решимость выжить любой ценой самому и помочь выжить другу. И Олаф-рус понял, что поступок самоотверженного викинга не был таким уж бесполезным. Дар предков-волхвов подсказывал, что Гарви Немой и его друг ещё встретятся ему на пути. Здравый смысл противился этому, но наследственному дару Олаф-рус верил больше.

Он решил, что, покидая остров, постарается незаметно обронить рядом с Гарви мешок с едой, дабы странное колдовство, пустившее корни в глубоком детстве и давшее новые всходы, пройдя омовение кровью одного анта, решившего стать побратимом викинга, не мучило душу. В будущем Олаф-рус надеялся, что жизнь в родных фиордах заглушит голос колдовства и зов словенской крови, и верил, что если, поступив на службу в Империю, сумеет не пустить в сердце ни один из чуждых хорошему викингу обычаев, то со временем станет вести себя, наконец, как ведут себя в северной части Митгарда все. А пока он вынужден был иногда совершать, пусть и под не вызывающими подозрений предлогами, странные для северного воина поступки.

А вот Адилс Непобедимый бросил Гарви свой мешок с едой и кое-какими вещами, никого не стесняясь. Ваги был ему родным братом, и его душа не прошла закалку во множестве набегов, поэтому в поступке молодого воина не было ничего удивительного. Что касается Торальфа Ловкого, то он добавил свой мешок к тем припасам, что были у Ваги и его друга, только посоветовавшись с судьями.

Тем временем Флоси Среброголосый, наконец осознав, что в данном случае участь нитинга многим страшнее смерти от его копья, пришёл в самое хорошее расположение духа. Однако оно очень быстро закончилось полным отчаянием. Это случилось, когда скальд собрался прочитать что-то возвышенно-унижающее в сторону жалкого Ваги, но не смог произнести ни звука. И муки Ваги Острослова, осознавшего, что борта всех кораблей, окруживших Гордый Остров, его не примут, были ничем по сравнению с горем, что познала душа Флоси Среброголосого, когда тот понял, что лишился голоса.