Цена свободы - Сергей Семёнов (2021)

– Я маленькая была, – говорила она, – и уже почти ничего не помню. Нас тогда увезли в леса, в заброшенную военную часть. Там был большой бункер, и мы отсиживались сначала в нем. Наверху шли радиационные дожди, и я первый год даже поверхности не видела. Да и кто бы меня отпустил наверх, такую мелочь. Потом еще куда-то переезжали, и не раз. Помню леса, горы. Опять жили в какой-то части, с солдатами. Мой отчим – он тоже военным был, да и мама при них тогда работала. Про моих настоящих родителей потом мне рассказывали, что они в Хабаровске остались, не спаслись. В той части мы долго жили, а после там совсем плохо стало с едой и горючим – и нас опять сдернули с места. Мне тогда уже лет восемнадцать было. Уехали в Возжаевку – там община военных обосновалась, да и кругом небольшие города – их во время Войны не бомбили. Вроде бы химическим оружием там людей тогда травили, но через десять лет после Войны там уже все очистилось. Кое-где люди живут, а где-то поселки так и пустуют. В Возжаевке мы тоже долго жили, пока я к этим не попала.

Тайка неожиданно умолкла, и Михей увидел, что девушка отводит глаза. Парень понял – пока стоит повременить с расспросами. Что-то она недоговаривала, и было в ее истории нечто таинственное, может, даже трагическое. «Ну и ладно, – подумал Мишка. – Захочет – потом сама расскажет».

– А вдоль Транссиба вообще фонит сейчас? – спросил, обернувшись, Батя.

– Вроде бы сейчас – нет, – сказала девушка. – Там же почти не бомбили. Где-то даже на поверхности люди живут, вот как в Возжаевке. В деревни многие перекочевали. Ближе к границе вроде фон высокий, там почти никого нет. Но там еще разбойники кочуют и дикари эти. Я не знаю, далеко ли они сейчас забрались.

– Разбойники, говоришь, – покачал головой Вячеслав. – Хреново. Я хотел было на Транссиб выйти и по нему идти. Но лучше вдоль реки пока двинем. А там видно будет. Тут вроде и поселений никаких нет, и нам безопаснее. Вот только у нас ни оружия, ни еды.

– Ладно, чего-нибудь придумаем, – сказал Михей. – Главное, что живы.

Шли дальше. Дорога то бежала вдоль реки, огибая старицы и густые заросли поймы, то отходила от нее. Слева от них высились горы, и парень даже думал было забраться на перевал и оттуда посмотреть на местность. Часа через два сделали привал на излучине Биры. Здесь, на песчаном берегу, решили встать на ночевку и заодно наловить и накоптить рыбы. Мишка и Батя до самых сумерек бродили с сетью по пойменным озерам и прибрежной речной траве и к вечеру сумели наловить немало подъязков, карасей и еще какой-то рыбы, которую бригадир прозвал горчаком. Батя надрал в зарослях поймы ольховой листвы и накрыл ею горячие угли костра. Сверху наложили выпотрошенную рыбу и укрыли той же листвой. К темноте успели накоптить солидный запас, которого, по прикидкам Вячеслава, должно было хватить на несколько дней. Поужинали копчеными карасями, и бригадир тут же принялся мастерить корзину из ивовых прутиков.

– С Батей не пропадешь, – улыбался Михей, глядя, как ловко тот выплетает дно корзины. – На все руки мастер. И лукошки вязать, и рыбу коптить, и дикарей бить.

– Жизнь заставит, – улыбался Вячеслав.

Весело потрескивали сучья в костре, а парни с Тайкой сидели у огня и смотрели, как Батя управляется с корзиной. Потом настелили лежанки и устроились на ночлег. Михей отдал девушке свой бушлат, и вскоре та уснула под тихие разговоры друзей. А парню не спалось, и он вызвался первым покараулить. Лежа на спине, он смотрел в ночное небо, усеянное крупными звездами. Вспоминал пройденный путь и смертельные опасности, думал о доме. Ему хотелось верить словам девушки, что там, впереди – спокойные земли, куда не добрались ни звери, ни злые люди.

* * *