Цена свободы - Сергей Семёнов (2021)

Они шли уже третий день. Копченую рыбу и нехитрый скарб сложили в сплетенные бригадиром корзины – так удобнее было нести. Ночи становились теплее и длиннее, да и днем солнце грело совсем по-летнему. После того как ушел Матвей, им стало даже проще – никто их не задерживал, да и ртов стало на один меньше. О пропавшем мужчине не особо печалились – ушел, и ладно. Хоть Михей и запутался в днях, но чувствовалось – время шло к июню. Все труднее стало пробираться поймой реки, и путники приняли коллективное решение переходить на другой берег.

– Знать бы, куда идти, – говорил Батя. – Будем все равно реки держаться. А там посмотрим.

Вскоре нашли узкое место и перебрались через Биру, как и в ту ночь, когда спасались от дикарей. Решили по-прежнему идти вдоль реки, но уже через несколько километров вышли на железнодорожные пути. Две нитки рельсов убегали в неведомую даль. Михей даже тревожно огляделся – после того как их похитили и отвезли в комсомольскую тюрягу, он опасался железной дороги. Ему вдруг представилось, что вот сейчас, как тогда, выкатит состав с солдатами, и опять сцапают их и повезут в тюрьму. Парень даже вздрогнул от нахлынувших воспоминаний и дурных мыслей. Но никаких поездов тут и в помине не было, и решили пока идти вдоль путей. К вечеру миновали пустой поселок Биракан. Михей сразу понял – люди ушли отсюда давно, едва ли не двадцать лет назад, после Страшного дня. Многие здания обветшали и осыпались. Солнце валилось за сопки, и закат пылал алым светом. Еще через полчаса решили встать на привал у реки. Под сенью деревьев развели костер и поужинали. После, оставив Леху с Тайкой у бивака, бригадир с Мишкой вышли на край рощи. Отсюда хорошо просматривались зарастающая равнина и недалекая линия Транссибирской магистрали, отмеченная бетонными столбами. Закатное солнце расчертило долину лучами, и вечерние тени текли медленно, неспешно. Оттого Мишке казалось, что долина живет своей жизнью – ворочается, шевелится, будто устраивается на ночлег.

– Слав, куда дальше? – спросил он. Бригадир ответил тихо, не поворачивая головы:

– Вперед. Так и пойдем вдоль Транссиба. Надеюсь, людей нормальных встретим, помогут.

– Думаешь, остались еще такие? – с сомнением спросил парень, вспоминая последний месяц жизни. Комсомольцы, беглые зэки из Найхина, жадный извозчик, дикари из Биробиджана.

– Уверен, – кивнул Батя. – Там, впереди, чистые земли должны быть. Кого-нибудь да встретим, кто поможет.

– Хорошо бы, – сказал Михей, глядя на четко очерченные контуры гор в закатном свете. И ему вдруг хотелось забраться на хребтину самой высокой горы и смотреть оттуда вниз, любуясь диким краем. Созерцать оловянные озера и ленты рек, причудливо вырезанные хребты и поля, выстеленные малахитовой зеленью грядущего лета. Здесь, когда он вдохнул свободного, чистого воздуха, ему снова захотелось жить. Захотелось верить в лучшее вопреки всем бедам.

Удивительный, красивый край. Но все равно чужой. Парню хотелось туда, где пахнет родной землей и убаюкивает шорох прибрежного тростника. Он вспоминал воду Бирюсы – голубую, как небо в вышине, и темную в омутах, как сама ночь. Да и река казалась такой разговорчивой – словно лучший друг. Садись у воды, и можно рассказывать ей все, и она болтать будет с тобой. Разве переговоришь обо всем – жизни не хватит.

Прищемила сердце тоска, и Михей вдруг понял, каким глупым он был в детстве. Все мечтал махнуть подальше и глянуть, чего в мире делается. Вот и махнули.

Вдруг припомнилось ему, что была у него в детстве железная дорога – большая, разборная. С батей они собирали ее, строили горки и спуски, мосты и переезды. А потом маленький локомотив тащил тройку вагонов по пластмассовым рельсам. Мишка всегда представлял себя машинистом. Вот сейчас сядет, даст гудок – и повезет его машина в дальние края, где небо смыкается с землей, где все совсем по-другому, не так, как дома. А сейчас детская игра обернулась былью.