Астровитянка (сборник) - Николай Горькавый

– Может быть, – пожала плечами Никки, – но я чертовски твёрдо решила.

Динамики выплеснули вальс, и Феб умчал Дзинтару.

Зал, увидев стремительную красивую пару, расступился и оставил танцоров в летящем одиночестве. Они кружились, не отрывая друг от друга внимательных глаз.

Дзинтару и Феба связывали странные взаимоотношения. Юноша всё время подшучивал над принцессой, одновременно открыто демонстрируя свою влюблённость. Но эта демонстративность как раз и внушала сомнения.

Вот и сейчас, после окончания своего знаменитого вальса, Дзинтара и Феб отпустили друг друга и опустили соединяющие руки, но остались на максимально близком расстоянии партнёров по танцу.

Феб в упор рассматривал гордую Дзинтару и говорил негромко, но вполне различимо для заинтересованных окружающих.

– Что такое любовь? Как определить это самое сильное человеческое и божественное чувство? Вот я смотрю в карие глаза – ничего особенного в них нет…

Глаза Дзинтары вспыхнули огнём.

– Густые брови, крупноватый нос, слишком яркие щёки – всё, взятое по отдельности, никак не может привлечь внимание бога, художника и поэта…

Щеки Дзинтары ещё больше заалели, но она не произносила ни слова и тоже в упор рассматривала Феба, превосходящего её по росту всего на дюйм.

– …Как смогли эти обычные детали, собранные вместе, произвести такое неизгладимое впечатление на столь могучую личность, как я? Когда это земное лицо приближается к моему на расстояние… примерно пяти дюймов… почему моё божественное дыхание перехватывает, и возникает сильное притяжение неизвестной природы?

Дыхание Дзинтары тоже сбивалось, но она по-прежнему молчала и не сводила блестящих глаз с задумчиво рассуждающего Феба.

– Масса недостатков… Статус принцессы просто ужасен… Насколько фатальна эта смешная королевская гордость, впрочем, такая понятная и человеческая?

Опустив руки, они стояли, почти касаясь друг друга. Вокруг толпились смеющиеся друзья, но юноша и девушка были аутически отрешены от окружающего.

– Я краем глаза вижу её в коридоре, и этот ничтожный по мощности периферийный световой сигнал вызывает во мне эйфорический прилив предельной высоты. Почему? Что за глупая химическая реакция? Эта девушка улетает на уик-энд в свой замок, и мне – МНЕ! – занятому в миллионе космических дел и развлечений! – становится пусто и одиноко. Можно ли вывести формулу этого чувства и составить спасительное противоядие? Или ликующее замирание в груди, которое возникает при взгляде на это простое, но симпатичное лицо с умными глазами, и есть смысл забавной земной жизни?

Юноша замолчал, продолжая разглядывать Дзинтару.

– Лучшее объяснение в любви, какое я слышал! – крикнул кто-то, и все зааплодировали.

– Объяснение в любви? – сказал Феб, по-прежнему не сводя глаз с Дзинтары. – Чепуха! Это тезисы моего реферата по нейросайенс…

Принцесса Дзинтара с пылающим лицом, молча и не спеша, отступила на шаг от Феба, повернулась и ушла с дня рождения королевы Никки.

Профессор Лвин спал неспокойно и встал рано – купол неба ещё не светился. Ходил по комнате, долго умывался, фыркая и бормоча. Брился ещё дольше. Наконец дотянул до завтрака и спустился на первый этаж гостиницы, в которой он поселился после переезда в Шрёдингер. Отель был невелик и скромен – и это профессору нравилось. Как и уютный гостиничный ресторан.

В неярко освещённом зале никого не было по раннему времени. Профессор сел за любимый столик у окна, и тут же подошла Мэриэн – пухленькая улыбчивая девушка лет двадцати.

– Вы рано сегодня! – улыбнулась она профессору. – Уезжаете куда-то?

Она ловко разгрузила поднос на стол: кувшинчик с чёрным кофе и стакан апельсинового сока, тёплые плюшки, масло и клубничный джем, ломтик молодого козьего сыра и пластинку твёрдой испанской ветчины – всё как любит «герр профессор», как Мэриэн называла постояльца.