Прыжок в бездну - Марина Эльденберт (2021)

К уютным «семейным» вечерам тоже. К посиделкам на диване совсем как несколько минут назад, к тому, что он выгуливает Гринни, приносит мне цветы, показывает город, а я все это время держусь. Потому что сейчас, когда так отчаянно одиноко и больно, свалиться в эту заботу и перспективы счастья невыносимо легко.

– О чем задумалась, Лаура?

– О том, сумею ли я перед тобой устоять.

На сей раз Бен даже глаза не закатывает, просто смотрит на меня в упор.

– Ты мне сейчас комплимент сделала или опустила ниже подземной пещеры? И хоть убей, никак не могу привыкнуть к тому, что ты сразу выдаешь то, что думаешь.

– Психологи говорят, это помогает строить отношения. Никаких иллюзий.

– Где это ты пересекалась с психологами?

– В ХГУ.

Я пытаюсь закусить губу, но смеяться хочется больше, чем думать обо всем дальше, и спустя пару секунд мы уже смеемся вместе. К этому, к слову, очень легко привыкнуть – не сложнее, чем к уютным семейным посиделкам или знакам внимания, ну или, например, к тому, что Бен всегда оказывается рядом, когда мне нужна помощь.

– Я не хочу новых отношений, Бен, – решительно пресекаю эти мысли. – Я их боюсь. Это ты понимаешь?

– Лучше, чем ты можешь себе представить. – Он смотрит мне в глаза, а потом переводит взгляд на Гринни. – В любом случае, если ты мне откажешь, эту пушистую тварь я заберу себе. По документам она моя.

– Эй!

– Нет, ну а что? Надо же мне кого-то кормить рогаликами. Не тебя, так ее.

– Вообще-то, слово «тварь» носит негативный оттенок.

– Серьезно, что ли?

Мы снова смеемся, но я все равно не представляю, каково это – быть замужем. Пусть даже фиктивно, и сколько продлится эта фиктивность. Когда я собиралась замуж за Торна, я почему-то об этом не думала. То есть у меня в мыслях было только кольцо на пальце и свадебная церемония (и те – весьма размытые, в каких-то идеальных представлениях), сейчас же я понимаю, что основная жизнь начинается после свадьбы. Когда ты узнаешь человека с тех сторон, о которых не знала раньше. По-хорошему, все эти стороны нужно узнать до свадьбы, но что и когда в моей жизни было по-хорошему?

Разве что в глубоком детстве, а детство кончилось.

Пора бы уже это признать.

Я смотрю на Бена, который чешет Гринни голову. Виари забавно дергает лапой, пытаясь перевернуться кверху пузом, и вдруг представляю себе картину – мой малыш тянется к повзрослевшей Гринни, а Бен подхватывает его на руки и говорит: «Идем гулять». Себя я в этой картине мира не вижу, а точнее, вижу отдельно от Бена кусочком несложенного пазла, который в этом месте совершенно ни к чему.

Но это же не главное, правда?

– Ты сможешь его защитить? – спрашиваю я и касаюсь живота.

Бен смотрит мне в глаза и отвечает:

– Клянусь.

Я глубоко вздыхаю и кладу свою руку на голову Гринни. Поверх его.

И говорю:

– Я согласна.

Бен приподнимает брови.

– Я жду твоих «но», девочка-с-мыслями-о-будущем.

– Не называй меня девочкой.

– Это требование обязательное?

Он ухмыляется. Ухмыляется так, как умеет только он, и на минуту мне кажется, что у нас с ним может быть что-то общее, что-то большее помимо фиктивной помолвки и фиктивной свадьбы, но я дала себе обещание. Никаких «большее», никаких отношений. Я делаю это исключительно ради ребенка. По крайней мере, пока.

Точка.

– Обязательное, – говорю я. – Точно так же, как обязательное требование – не распускать руки, когда мы одни. Не прижиматься ко мне в постели. Не трогать меня.

– Ого. – Бен подпирает подбородок рукой, и Гринни недовольно взвиркивает – движение передается в сонное царство блаженного виарячьего удовольствия. – Что еще мне нельзя делать? Смотреть на тебя? Дышать рядом с тобой?

– Мы договорились. Я сказала, что не хочу отношений…