Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

Что-то Мелкому Турбону доносили, но он то ли примитивно не обращал внимания, то ли кое-что сделал – ну, к примеру, послал письмецо Траяну, – но толку из этого не вышло. А что сам мог сделать – не предпринял. Да, так и было наверняка, но что толку уличать незадачливого трибуна?

Тиресий вышел из претория. Ясно было, он не успевает за Аррией и Титом, чтобы вместе с ними покинуть город. И теперь у него простой выбор: драпать одному вместе с легионом или остаться вместе со своими в охваченной беспорядками Александрии. Тиресий покачал головой и направился в сторону складов – поглядеть, нельзя ли будет там разжиться зерном и другими полезными вещами. А также прихватить кое-что из оружия.

В районе складов несколько парней в пыльных туниках укладывали на повозку мешки.

– Друзья фрументарии… – обратился к ним Тиресий. – Я – центурион фрументариев.

Что перед ними центурион, солдаты поняли по доспехам. Но глядели на незнакомого командира подозрительно.

– Что-то я не помню у нас такого центуриона, – отозвался один из парней – широкоплечий, рыжий, с крепкой шеей и плоским лицом.

– Я прибыл из Антиохии.

– А, ты из тех фрументариев, что вынюхивают и подглядывают! Ну что, много вынюхал? Наверняка уже настрочил донос. А отправить успел? Это вряд ли… – Дерзкую речь его товарищи поддержали смешками.

Парень швырнул сверху последний мешок, прикрутил ремнями, забрался на повозку и подобрал вожжи.

Мулы тронулись… остальные двинулись следом, прихватив щиты и пристраивая на плечах фастигаты с грузом. Брякали миски друг о друга. У кого-то из плохо увязанной сетки посыпались сухари.

– Стой! – встал у него на дороге Тиресий. – Как ты разговариваешь с центурионом.

– Да никак не разговариваю… – хмыкнул фрументарий.

В следующий миг Тиресий взлетел наверх – к наглецу. Еще миг – и тот скатился вниз – на мостовую. Следом полетел мешок с зерном и припечатал не хуже снаряда из катапульты. Мулы, едва тронувшись, враз встали.

– Как ты разговариваешь с центурионом, солдат! – рявкнул Тиресий, распрямляясь в полный рост на повозке, будто полководец на трибунале.

– Центурион! Надо скорее уходить! – отозвался один из солдат, настроенный, как видно, куда почтительнее к начальству. – Сейчас не до разборок и не до розог, центурион, пока будешь нам спину драть, разбойники в лагерь пожалуют. Если нужно зерно, мы оставим. Сколько мешков. Два? Три?

Не дожидаясь ответа, он ослабил ремни и снял с повозки три мешка.

– Если ты не с нами, то не мешай выполнять приказ трибуна, – продолжил покладистый фрументарий.

Тиресий вздохнул и спрыгнул на землю. Дерзкий возница, кряхтя, тем временем поднялся и вновь взялся за вожжи. Повозка тронулась.

– Наши славные защитники… – с презрением сплюнул парень, сидевший на деревянной скамье, и проводил повозку и ее эскорт взглядом.

Был он грязный, всклокоченный. В серой тунике, широкий кожаный пояс и плащ были явно военными, на плече у него висел шлем.

– Вонобий… – назвался парень, отвечая на незаданный вопрос. – Прискакал сюда из Кирены. Думал, Двадцать Второй легион славно выступит навстречу разбойникам, а вместо этого когорты собрались – мгновенно, кстати, собрались – и деру.

– Ты был в Кирене?

– Был. Да лучше бы не помнил об этом. Ужас что там творилось. Ты видел когда-нибудь, чтобы люди кишками обматывались, как кожаными ремнями? А?

Тиресий вспомнил свой сон и содрогнулся. Неуверенно покачал головой. Вонобий не понял его жест – да? Нет?

– А я видел. Жуть… И еще видел, как распиливают человека. Пилили вдоль. Одни начинали с головы – а другие с промежности. А еще… – Он замолк, подавляя подкативший к горлу спазм. – Я бывал в сражениях – но такого никогда еще не встречал…

– Почему ты не ушел с легионом? – спросил Тиресий.

– У меня в Александрии сестра, в греческом квартале. Если я удеру, с ней беда будет. Атак я за нею присмотрю… Может быть.