Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Я заметил, что по вечерам он часто выходит из дома. Когда мне случалось по каким-то причинам спускаться на первый этаж или же поздно возвращаться из театра, галереи или кино (где я, невзирая на предостережения матери, опасавшейся за мое зрение, неизменно покупал билеты в первый ряд), я замечал, что на этажах, занятых фирмой, горит свет и двери в холл остаются открытыми; однако нигде не было и следа мистера Миллара. Возможно, даже ему время от времени требовалось принимать пищу, на поиски которой он и отправлялся. Я ни разу не отважился заглянуть ни в одну из незапертых комнат, ибо опасался, что мистер Миллар с воинственным кличем выскочит из темноты и хорошенько меня отдубасит. Но, скорее всего, он действительно отсутствовал; предположение это подтвердилось, когда стало ясно, что он возвращается не один.

Как правило, до меня доносились только голоса; голоса и топот ног посетителей, поднимавшихся по лестнице, как правило, очень медленно; разговор то и дело прерывался, сменяясь другими звуками, природу которых я не мог определить. Чаще голоса были женскими, как правило грубоватыми, даже резкими, хотя разобрать хотя бы несколько слов удавалось нечасто. Объяснение, казалось, лежало на поверхности: в те дни, до принятия знаменитого Закона о борьбе с нарушениями общественного порядка, в городе существовали улицы, где снять женщину, готовую на все, было несравненно легче, чем поймать такси. Но бывали вечера, когда гостями мистера Миллара оказывались мужчины, иногда даже несколько мужчин одновременно; голоса их были так же грубы, как и у женщин. Женщины, кстати, тоже иногда приходили целыми стайками; судя по всему, они дружили между собой.

У меня не было ни малейшего желания выведать, что происходит: мистер Миллар в равной степени внушал мне скуку и беспокойство. Но шум, который он и его гости производили по ночам, порой причинял серьезные неудобства; справедливости ради следует отметить, что подобные визиты случались далеко не каждую ночь.

К прискорбию, должен сообщить, что я опасался приводить домой своих немногочисленных друзей, и уж тем более своих еще более немногочисленных, но столь драгоценных для меня подружек. Никогда не знаешь, как могут повернуться события, а объяснения в таких случаях неизменно бывают нелепы, неубедительны и вызывают лишь взаимное раздражение. Придумать объяснение, которое произвело бы нужное действие, не представлялось мне возможным. Ситуацию, при которой молодой человек не может никого пригласить домой, не назовешь иначе как крайне для него невыгодной. Я проводил в уединении куда больше времени, чем мне того хотелось бы. Полагаю, неблагоприятные обстоятельства препятствовали мне заводить новые знакомства даже в большей степени, чем мой собственный характер. Более того, с появлением мистера Миллара изменилась не только атмосфера нашего дома: некие неразличимые сторонним взглядом изменения произошли и со мной.

Прежде всего это касалось моих отношений с Морин. Ее визиты ко мне прекратились, а во время случайных встреч мы держались друг с другом так, точно были едва знакомы. Холодно смотрели друг другу в глаза, не проявляя ни малейшего желания пообщаться. Поразмыслив об этом, я пришел в ужас, осознав, что подобное положение вещей ничуть меня не расстраивает. А ведь прежде Морин волновала меня куда сильнее, чем у меня хватало смелости ей открыть. Никакой другой женщины, занявшей ее место, в моей жизни не появилось. Дело было отнюдь не в том. Просто мой внутренний накал по непонятным причинам угас.