Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Не оставалось никаких сомнений в том, что Бэннард по-прежнему в комнате и по-прежнему не спит. Более того, он пришел в движение. Догадавшись, что Бэннард в темноте двигается в сторону его кровати, Мейбери сжался до половины своего нормального размера.

Бэннард приближался, двигаясь на ощупь. Разумеется, Мейбери, выключив свет, поступил по отношению к нему жестоко, и теперь ему приходилось расплачиваться за совершенную ошибку.

Бэннард лишь усугублял неловкую ситуацию: он не включал свет, возможно, потому, что не мог дотянуться до выключателя, возможно, по какой-то иной причине. Можно было предположить, что он изо всех сил старается не шуметь, дабы не потревожить Мейбери, своего гостя. Мейбери с трудом различал звук его шагов; впрочем, нельзя было исключать, что сосед его затеял какую-то игру и действует так из коварного расчета. Мейбери не удивился бы, ощутив, что горло ему сжимают неумолимые руки.

Но ничего подобного не случилось. Все, что сделал Бэннард – добравшись до двери, медленно и осторожно ее открыл. Напряженная ситуация, казалось бы, разрешилась; поведение Бэннарда было вполне естественным, однако Мейбери глазам своими не верил, наблюдая, как тусклый луч света из коридора проскользнул в комнату, сначала расширился, потом сузился, а после того как до Мейбери донеслось тихое поскрипыванье дверной ручки, исчез вовсе. Очевидно, у Мейбери не было ни малейших причин волноваться; но он находился в таком взвинченном состоянии, когда любое событие лишь усиливает накал тревоги. Можно было не сомневаться, что возвращение Бэннарда, которого следовало ожидать в скором времени, снова ударит ему по нервам. Мейбери сознавал, что самым комичным образом утратил присутствие духа, в то время как Бэннард сохраняет спокойствие. Ему вновь пришла на ум бедная Анжела, которой нынешней ночью пришлось куда тяжелее, чем ему.

Мысли о горькой участи Анжелы, которая, несмотря ни на что, оставалась такой милой, еще сильнее взвинтили Мейбери. Затаив дыхание, он ожидал возвращения Бэннарда, которое, разумеется, было неизбежно. О том, чтобы уснуть, пока Бэннард не вернется, нечего было и думать.

Но Бэннард не возвращался. Мейбери уже начал подозревать, что, вследствие каких-то проблем медицинского характера, он утратил способность адекватно воспринимать время. Весь нынешний вечер и ночь, с тех пор как он двинулся по рекомендованной ему дороге, он постоянно пребывал в сомнениях относительно своего места во вселенной и того, что принято называть состоянием своей нервной системы. Подобная неопределенность подтверждала, что у него имеются веские основания для беспокойства.

Через некоторое время откуда-то из глубин дома донесся грохот, затем – пронзительный вопль, который повторился несколько раз. Невозможно было определить, далеко или близко находится источник шума, и тем более невозможно было определить, кричал ли то мужчина или женщина. Мейбери не представлял, какое человеческое существо, пусть даже в самом бедственном положении, способно произвести столь душераздирающий звук. Слушать его было истинной мукой, особенно в замкнутом пространстве, жарком и абсолютно темном. Мука эта длилась, ибо вопль повторялся и повторялся, становясь все пронзительнее, так что Мейбери вынужден был обхватить себя за плечи, дабы не закричать в ответ.

Он соскочил с кровати и побрел к окну, завешенному тяжелыми шторами. Необходимо было впустить в комнату хотя бы немного света и воздуха. Нащупав в темноте штору, он отдернул ее, потом взялся за вторую.

Света не прибавилось даже на малую толику.

Возможно, окно закрыто ставнями? Мейбери осторожно вытянул руку. Пальцы не ощутили ни дерева, ни металла.

Выключатель. Нужно найти выключатель.

Пока Мейбери блуждал в темноте, вопль превратился в омерзительное бульканье: можно было предположить, что неведомый страдалец, испытав бурный приступ рвоты, потерял сознание или даже, по милосердию небес, скончался. Мейбери продолжал поиски выключателя.