Жизнь мальчишки - Роберт Маккаммон (1991)

Я сидел на церковной скамье и слушал, как преподобный кричит и заходится в ярости. Я видел, как наливается кровью его лицо, как горят глаза и брызжет слюна изо рта. Он боялся – увидеть это не составляло труда – и своими испуганными воплями разжигал уголья страха в своих слушателях. Он еще несколько раз ставил иглу на пластинку и проиграл три или четыре отрывка песни задом наперед, извлекая на свет то, что мне казалось полной неразберихой, а ему – посланием Сатаны. Я подумал: будь на то его воля, преподобный проводил бы у проигрывателя долгие часы и запилил бы пластинку вдоль и поперек, отыскивая в ней следы дьявольских происков. И еще я подумал, что преподобному хотелось не защищать, а вести людей за собой. В последнем он преуспел более всего: вскоре почти весь зал по его указке выкрикивал: «Аминь!» Это очень напоминало крики болельщиков школьной команды Адамс-Вэлли, когда они приветствуют своего игрока, забившего гол. Отец покачивал головой, сидя со скрещенными на груди руками, а мама, как мне казалось, вообще не понимала причины этого переполоха.

Вдруг преподобный Блессет, у которого пот капал с подбородка, а глаза стали совершенно дикими, заорал:

– А теперь, братья и сестры, настала пора дьяволу появиться перед нами! Пускай потанцует под собственную музыку.

Открыв дверцу деревянного ящика, он вытащил из него какое-то живое существо, дергающееся и вырывающееся. «Бич бойз» продолжали петь, и преподобный, схватив конец поводка, заставил зверька на другом его конце отчаянно прыгать и извиваться под музыку.

Это была маленькая обезьянка с неуклюже болтавшимися длинными лапами. Она злобно скалила острые зубы всякий раз, когда ее мучитель дергал поводок то в одну, то в другую сторону.

– Танцуй же для нас, Люцифер! – кричал преподобный так громко, что его голос перекрывал музыку ансамбля, зовущего в Калифорнию. – Пляши под свою музыку!

Люцифер, который до этого просидел в своей коробке бог знает сколько, выглядел не слишком расположенным к подобным забавам. Обезьянка шипела и клацала зубами, ее хвост метался, словно серая плетка, но преподобный все не унимался и орал, продолжая таскать обезьянку на поводке взад и вперед:

– Пляши, Люцифер! Давай пляши!

Некоторые поднялись с мест, стали хлопать в ладоши и извиваться в проходе между скамьями. Какая-то толстуха с животом величиной с диванную подушку, стоя на своих здоровенных ногах-тумбах, раскачивалась из стороны в сторону, рыдая и взывая к Господу.

– Пляши, Люцифер! – кричал преподобный.

Блессет вошел в раж, – казалось, он вот-вот начнет крутить бедную обезьянку на поводке у себя над головой, словно кроличью лапку – брелок для ключей. Мужчина, стоявший прямо перед нами, раскинул руки и принялся выкрикивать что-то вроде«Господи, помилуй нас!» и «пошли гром на головы грешников!». Я смотрел на его коричневый от загара затылок и искал на нем крестообразную отметину инопланетян, полагая, что без них тут явно не обошлось.

Свободная баптистская церковь превратилась в сумасшедший дом. Взяв маму за руку, отец сказал ей:

– Нам лучше уйти отсюда!

Люди вокруг вращались по кругу и тряслись, заходясь в экстазе. А я-то думал, что баптистам не разрешается плясать!

Преподобный Блессет еще раз сильно встряхнул обезьянку.

– Пляши, Люцифер! – приказал он под громыхание музыки. – Задай им жару!

И тогда неожиданно для всех Люцифер, как видно, решил наконец выполнить его просьбу.