Вопрос и ответ (перевод Алексея Осипова) - Патрик Несс (2009)

Сначала он был не похож ни на какой другой слышанный раньше Шум – странный, жужжащий, скрежещущий звук, словно металл визжал о металл. Но вот он стал громче, будто тысяча человек орала одновременно. По сути так оно и было. Шум слишком громкий и беспорядочный, чтобы разобрать в нем отдельных людей.

И тем более – чтобы выловить одного-единственного мальчика.

– Возможно, все не так плохо, как мы тут себе думаем. – Мэдди говорила медленно, взвешивая слова, будто пробовала каждое на вкус. – Я хочу сказать, город-то выглядит вполне мирно. Громко, да, но мужчины, привозившие еду, говорят: магазины вот-вот снова откроются. Наверняка твой Тодд где-то там уже работает… делает какое-то дело, живой и здоровый, и ждет не дождется увидеть тебя.

Кто ее знает, почему она так говорила. То ли сама в это верила, то ли хотела заставить меня поверить. Я вытерла нос рукавом.

– Может, это и правда.

Она наградила меня долгим взглядом: как пить дать, что-то думала, но вслух не говорила, – а потом повернулась обратно к стеклу.

– Ты только послушай, как они рычат.

Кроме мистрис Койл тут было еще три целительницы. Мистрис Ваггонер – коротенькая, круглая, как пуховка, женщина в морщинках и с усами. Мистрис Надари, которая занималась онкологией, – я ее видела только раз: она закрывала за собой дверь. И мистрис Лоусон – вообще-то она лечила детей в другом доме, но оказалась в ловушке в нашем: она пришла посоветоваться с мистрис Койл, но тут город сдался, и она застряла и с тех пор страшно беспокоилась за детишек, которых бросила без присмотра.

Ну и еще ученицы, с десяток, не считая Мэдди и Коринн. Эти, кажется, были главные во всем доме, так как работали непосредственно с мистрис Койл, а может, и во всем Убежище. Остальных я видела редко, только когда они поспешали за одной из целительниц: стетоскопы подпрыгивают на груди, халаты хлопают – явно ищут, чего бы еще такого поделать?

Потому что делать было особо нечего. Дни шли, город постепенно привыкал к тому, что творилось за дверьми, – что бы там у них ни творилось. Большинство пациентов уже выздоравливало, а новые к нам больше не поступали. Всех пациентов мужского пола в первую же ночь отсюда вывезли, объяснила Мэдди, даже тех, кого нельзя было перемещать, а женщины, казалось, болеть перестали, хотя ни нашествие, ни сдача города, по идее, не должны были этому помешать.

Мистрис Койл все это изрядно беспокоило.

– Если она не может лечить, то кто она тогда вообще такая? – Коринн как-то слишком сильно затянула резиновый жгут вокруг моей руки. – Она раньше заправляла всеми домами исцеления, не одним только этим. Все ее знали, все уважали. Она даже какое-то время была председателем городского совета.

– Она управляла городом? – удивилась я.

– Много лет назад. Осела на одном месте, можно сказать. – Мэдди всадила мне в руку иголку – конечно, сильнее, чем требовалось. – Она всегда говорит, что когда ты большой начальник, люди, которые тебя раньше любили, с каждым днем ненавидят все больше. – Тут она со значением посмотрела мне в глаза. – И я тоже так думаю.

– Так что случилось-то? – спросила я. – Почему она больше не председатель?

– Сделала одну ошибку, – чопорно ответствовала Коринн. – И люди, которым она не нравилась, этим воспользовались.

– Какую ошибку?

Ее постоянно нахмуренный лоб сделался еще более хмурым.

– Спасла одну жизнь. – Она так сдернула резинку с руки, что на коже остался след.

Прошел еще день, потом еще и еще – ничего не изменилось. Нас так никуда и не выпускали. Еду приносили. Мэр не появлялся. Его люди проверяли, как я там, но обещанный разговор так и не состоялся. Он просто оставил меня в покое. Пока что.

Интересно, почему?

Ну, как бы там ни было, все только о нем и говорили.