Дни Солнца - Андрей Хуснутдинов (2021)

Все как будто повторялось. Ее пробуждение, как и накануне, было легким и мгновенным. Она очнулась в беседке и увидала над собой акацию. Под головой у нее лежала подушка без наволочки, простыня сбилась комом в ногах. Лужа возле беседки съежилась и зацвела. Сквозь пустые окна детсадовского фасада носились воробьи. Встав, Диана налегла на перильца, потянулась и пошла в душевые.

Пропадавшая в решетке вода напомнила ей осклизлый свод, она тотчас продрогла, закрыла краны, наскоро вытерлась и поднялась в зимний сад. Тут возле окна она замерла, как над обрывом: четырехэтажный дом, что стоял на противоположной стороне улицы – на первом этаже его была еще аптека со змеей в витрине, – дом этот снесли. Вместо него, точно приставшая к ране вата, расползлось облако кирпичной пыли. Диана обмахнула стекло: вчера еще, со своими папами и мамами, в доме обитала чуть не половина воспитанников ее группы, номера квартир записаны в регистрационной книге. Господи, думала она, удивляясь даже не тому, что пропал дом, а тому, что номера в книге врут: нельзя иметь домашним адресом облако. Внутри облака ползали два бульдозера, его кровавая тень лежала на дороге и плечах рабочих, собиравших цепную ограду, и казалось, это зарево бушующего где-то далеко вверху пожара.

Она сбежала в вестибюль и снова споткнулась, как перед преградой: за директорским столом сидел молодой, лет двадцати пяти, модно стриженный человек в дымчатом костюме. Он держал возле уха квакающий транзистор, не слышал ее шагов и ужасно смутился, когда Диана встала перед ним руки в боки.

– Добрый день! – приветствовал он ее, выключив радиоприемничек и вскочив со стула.

Диана поморщилась: приветствие его было таким громким, будто она еще не вышла из коридора, но смутилась еще больше, когда, взглянув в его чистые глаза, поняла, что он смотрит не на нее, а именно в коридор. Горлом при этом молодой человек продолжал вторить мелодии и, несомненно, был уверен, что Диана не слышит его.

– Эй, – осторожно позвала она.

С улыбкой, какой обмениваются владеющие общей тайной люди, молодой человек вышел из-за стола, кивнул Диане (в ее направлении), пустым окнам с рассевшимися на рамах воробьями и поставленным голосом объявил во всеуслышание:

– Я здесь!

Выходка его, наверное, хорошо смотрелась бы в начале пьесы, но тут, в пустом вестибюле, он походил на помешанного. Диана уже не сомневалась, что он не видит ее (не хочет видеть, притворяется, как те два попа, – какая разница) и не увидит, даже если она подойдет и стукнет его по лбу. Поразило ее другое: что, если все они – и попы, и этот франт, и Хирург – в самом деле видят не то, что она? Что, если идет спектакль, в котором она выхватывает только отдельные куски и таково условие постановки: прерывность? Что в таком случае это за спектакль? И в чем смысл действия, если его стараются не столько показывать, сколько прятать?

Она обошла молодого человека и встала на крыльце. В спину ей падали громкие, взвешенные слова:

– …простите, но это бессмысленно. Быть здесь и не сделать ни шагу… Это, если угодно, подвигает нас в другую сторону.

– Это в какую? – раздался голос Хирурга.

Обернувшись, Диана увидела, что тот стоит возле стола.

– Вы… вы сами знаете, – ответил молодой человек, пятясь в угол.

Лицо его шло красными пятнами. Оказавшись в углу, он с облегчением, как в укрытии, приложился ухом к стене.

– Хорошо. – Хирург отодвинул радиоприемник. – Я так понимаю, ждете вы много чего, но чего – не знаете сами. А раз так, можете поверить: на самом деле не ждете ничего. Неопределенности вы не терпите…

– Нет… я… – сконфуженно замялся молодой человек. – Ну, вы же понимаете…