Жнецы Страданий - Екатерина Казакова, Алёна Харитонова, Красная Шкапочка

С той первой ночи прошло несколько седмиц. Донатос не появлялся. И девушка слегка успокоилась, хотя дверь по-прежнему подпирала сундуком. Все эти седмицы, она несла наложенный Нэдом оброк — отмывала мертвецкие и казематы. Дарен пытался время от времени гонять девку, но очень скоро махнул рукой, подведя итог: дура бесполезная. И теперь давал ей только обидные мелкие поручения и ни разу не позвал ратиться с ребятами. Вот и сегодня выгнал с урока, отправив драить подземелья, мол, иди, делом займись, иного толку нет от тебя.

Лесана выжала склизлую от грязи тряпку и разогнулась. Теперь надо тащить ведро до лестницы, а потом к Нурлисе, там выплеснуть в желоб стока, набрать новое и снова вниз. Надоело уже.

Девушка шла узким коридором, скособочившись, чтобы сподручнее было нести неудобную ношу. Она кусала губы и думала о том, как же в сущности несправедливо устроен мир, когда навстречу ей с крутого всхода спустился… Донатос.

Послушница застыла, почувствовав, как обмерло сердце.

Колдун шел прямо на нее.

Горло свело спазмом, коленки трусились, а пальцы бессильно разжались. Ведро с грохотом упало на каменный пол, щедро расплескивая грязь. Лесана начала пятиться. Чтобы разойтись в этом мышином лазе обоим следовало слегка прижаться к стене, но Донатос и не собирался посторониться.

Язык у выученицы прилип к небу, сердце ломилось прочь из груди, и ноги подгибались. Крефф шел на нее, и по его глазам никак нельзя было судить, что он задумал.

Миг, и колдун ухватил девушку за затылок, дернул к себе.

От ужаса та не смогла даже пискнуть. Наузник же, круто развернувшись, вжал послушницу в ледяную стену и, склоняясь к уху, сказал:

— Неловкая ты какая…

Холодная рука надежно держала жертву за шею.

— Неужто боишься меня?

Лесану начала бить крупная частая дрожь. В каземате они были одни, и делать он с ней мог все, что возжелает. А если и спустится кто, увидит их, так оттого позор ее станет только мучительнее.

Но даже теперь она не могла проронить ни слова — ни умолять его, ни упрашивать. Только трястись.

Рука колдуна скользнула к содрогающемуся тонкому стану, мягко коснулась завязок на штанах, потянула.

Девушка зажмурилась, деревенея телом, силясь вжаться, слиться со стеной, с камнями, но… в следующий миг стальная хватка ослабла, и крефф, пихнув выученицу так, что она кубарем полетела в разлитую по полу грязную лужу, исчез в темноте каземата.

Как не было его.

Раздавленная, униженная, Лесана беззвучно разрыдалась, лежа в грязи и трясущимися руками приводя в порядок одежду.

Хранители светлые, когда же это все закончится-то?

* * *

Наступил вьюжник. Суровый, с морозами и метелями. Целыми днями за стенами Цитадели завывал, скулил, свистел и бился ветер, наметая к подножию крепости рыхлые сыпучие сугробы. Но Лесана по-прежнему жила в подземельях, редко выбираясь на поверхность. Разгневанный ее неуклюжестью и неумением Дарен наложил на девушку двойной оброк, превратив ее едва ли не во вторую Нурлису. Она теперь тоже целыми днями носила дрова, мыла, терла, топила, будто поденщица. Вот и теперь…

Послушница захлопнула решетку каземата и бросила грязную тряпку в ведро. Уф… И когда только Клесх возвратится? Надоело мыть да чистить. Все руки в цыпках и трещинах, кожа стала как мочало! А ведь сегодня еще и мертвецкую драила. И только попробуй где-нибудь не промыть, мигом объявится Дарен и ткнет носом в плохо сделанную работу.

Он уже явно решил для себя, что ни на что иное, кроме как драить полы, выученица Клесха не способна. Ну и пусть. В конце концов, обычный бабский труд. Но именно-то это и злило Лесану до невозможности. Осознание собственной бесполезности вызывало приступы горькой досады.

Сегодня у двери казематов нес сражу Тамир.

Вот закончит девушка свою грязную работу и можно будет посидеть вдвоем на узкой скамье, поговорить ни о чем. Ей так спокойнее.

— М-м-м…