Жнецы Страданий - Екатерина Казакова, Алёна Харитонова, Красная Шкапочка

Иногда, когда не оставалось сил держать глаза открытыми, Айлиша позволяла себе ненадолго проваливаться в дрему прямо на уроке. Ей казалось, что белым днем среди гомонящих послушников кошмары побоятся прийти, а жалобный детский плач хоть на четверть оборота оставит в покое. Втуне.

К страху перед кошмарами добавился страх, что о них узнают креффы. И тогда лекарка начала тайком готовить для себя отвар, дающий беспамятство. Перед сном, выпив сбор заговоренных трав, она проваливалась в черную глыбь. Но темнота, поселявшаяся в рассудке, не приносила ни покоя, ни отдыха, ни облегчения. Сделалось даже хуже. Мерещилось, что детский голос навсегда поселился в голове. Хорошо хоть никто не приметил, как изменилась послушница. Одна лишь Нурлиса, встречая выученицу в мыльне, качала головой и вздыхала…

* * *

Случилось то в полдень, на исходе последней седмицы студенника. Морозы стояли суровые, звонкие. На реках лег крепкий лед, и санный путь протянулся накатанный. В Цитадель теперь часто приезжали обозы с купцами и проезжим людом.

Нынешний торговый поезд ничем от иных не отличался. Разве только числом народа. Богатый был поезд. Пять саней только товарами нагружены, остальные четверо — купцами да попутчиками.

Айлиша шла через двор крепости с корчагой травяного настоя. Майрико просила сварить — сразу несколько молодших выучеников замучались кашлем. Лекарка ступала осторожно, прижав теплый крутобокий сосуд к бедру. Вдруг откуда-то из толпы купцов вынырнула девушка. Красивая. В сером полушалке, заячьей шубке и белых валенках. Лицо румяное, но глаза красные, заплаканные будто.

— Постой, постой, милая, — быстро-быстро заговорила она, удерживая спешащую Айлишу за рукав кожушка… — Ты ведь из тутошних? Скажи мне за ради Хранителей, где у вас целителя сыскать?

Послушница замерла, с удивлением глядя на незнакомку. Как она прознала в ней девку — в мужских портах-то, да с короткими волосами?

— А зачем тебе? Или расхворалась? — спросила выученица, переваливая тяжелую корчагу с одного бедра на другое.

Разговаривать не хотелось, но девушка смотрела с мольбой, и в голубых глазах дрожали слезы.

— Да с глазу на глаз поговорить бы… — прошептала обозница, заливаясь густым румянцем.

— Ну, идем, отведу, — удивилась Айлиша, про себя жалея застенчивую странницу.

Они вошли в башню целителей. Послушница поставила свою ношу на стол и заглянула в комнату, где обычно находились креффы. Нынче там сыскался только Руста, деловито приготовлявший какое-то зелье.

— Ишь ты, красу какую привела! — присвистнул рыжий целитель и приветливо улыбнулся девушке.

Та покраснела еще гуще и обратилась к Айлише:

— Мне бы об женском потолковать…

Лекарка удивилась:

— Так толкуй, вот целитель-то.

И с опозданием поняла… О женском.

Руста рассмеялся.

— Толкуй с ней, — кивнул он на Айлишу, — она тоже лекарка. Поможет.

Девушка засуетилась, полезла под шубку, нашарила на поясе кошель, вытащила все свое немудреное богатство — десять медных монет.

— Вот… у меня… хватит? — уставилась она на мужчину, угадывая в нем старшего.

— За одну настойку хватит. За две уже нет.

— Я бусы отдам! — потянулась она снова под полушубок.

Целитель пожал плечами и вышел, оставляя девок одних.

— Да брось, — Айлиша удержала просительницу, пытавшуюся нашарить ожерелье. — Что стряслось-то у тебя?

Незнакомка снова залилась краской и вдруг расплакалась.

— Ссильничали меня. Муж скоро с отхода вернется, а я тяжелая. Что скажу?

Лекарка молчала.

— Прогонит он меня, решит, что нагуляла… — молодица снова залилась слезами.

— А срамников как же наказать?! — рассердилась Айлиша. — Поймали их?

— Кого их-то? — гнусавым голосом проговорила обозница. — Свекор это мой. Да разве ж муж поверит, что родной отец… невестку собственную…

И разрыдалась пуще прежнего.