Северный ветер - Владимир Прасолов (2014)

«Смотри-ка, спит, подлец, впервой вижу, чтоб в особый отдел везли, а человек спокойно спал», — думал водитель эмки сержант Фокин. Многих он вот так увозил, как правило, в одну сторону. Никто не спал. Недавно, в конце октября, под Серпуховом, так же приехали, забрали прямо из штаба комдива, отъехали чуть и, остановив колонну отступавшего полка, прямо перед строем поставили его и, так сказать, привели в исполнение. Зачитали приказ командующего Западным фронтом генерала Жукова, сорвали петлицы и орден и стрельнули в затылок. Тот орден так и лежит у него в машине, в бардачке, в суматохе той забыли про него, а Фокин припрятал. Не выбрасывать же…

В штабе армии Арефьев получил предписание срочно убыть в Москву в распоряжение майора разведуправления Генштаба Краскова. Опять никто ничего Владимиру не объяснял, выдали приказ с сопроводиловкой на руки — и вперед, в столицу. Обидно, тут наступление, немца бить надо, а его с фронта в тыл. Расстроенный этими мыслями, он ехал попуткой в Москву. В кузове, набитом легкоранеными, царило оживление, все с фронта, только из боя, каждый наперебой рассказывал, как и что было там, где он бил фашиста. Безусловно, именно там и ковалась «главная победа» над фашизмом. Владимир улыбнулся, невозможно было удержаться от смеха в этой, как выразился один из бойцов, компании «слегка раненых». Толстый парень, рядовой, с перевязанной головой, рассказал о том, как он взял в плен пятерых немцев, вооруженный одним половником.

— Повар я в хозвзводе ротном, неделю в догоняжки со своим взводом, наступленье, а че, эт хорошо, тока кормежка-то нужна солдатикам. Вот и старался, за ночь на конике своем своих нагоню, к утру горячей кашей кормлю. Все довольны. Вот и тот раз, только тушенку в котел опустил, мешаю, слышу, кусты трещат позади. Темнота, ничё не видать, ну, я как был с половником в руках, в сторону-то и шагнул, думал, волки, что ль, да как заору благим матом, ну чтоб пугнуть, да половником-то и замахнулся на всякий. А из темноты немцы: «Нихт шисен», — кричат, а сами карабины свои к моим ногам побросали и к печке котловой. Мороз-то за тридцать, а у них, мать честна, одне пилотки на головах, а на ногах ботинки. Они на меня смотрят и к печке жмутся. Ну, я половник-то опустил, карабины их собрал, в сторонку отнес, они никуда от печки. Чё делать, покормил горячим, а тут и наш старшина с хлопцами из роты связи нарисовался. Вот я им немчуру-то и сдал.

— Ну ты даешь, еще и накормил, они ж звери…

— Не, это СС звери, а это вообще румыны оказались, простые солдаты…

— А где ж тебя ранило? Ты ж в тылу службу несешь, кашевар?

— Дак там и ранило, опять своим же половником…

Если б можно было упасть, все попадали бы с хохоту, но поскольку все и так лежали, то, отхохотавшись до слез, спросили:

— Это как?

— А так, вчера после ужина прикорнул вздремнуть, половник под голову сунул, а тут как засвистело, минометный обстрел. Я вскочил и бежать, рядом блиндаж немецкий был, но не добежал. Осколок в половник угодил, я им голову прикрывал, ну и этим половником мне пол-уха-то и отрубило… Вылечусь, в строевые, к вам в пехоту проситься буду… — под общий хохот закончил толстяк.

— Не возьмут тебя в пехоту, подумай сам, это ж какой окоп надо копать, чтоб тебя в нем упрятать…

— Ров противотанковый… — покатывался со смеху «слегка раненый» народ, подпрыгивая со стонами в кузове старой полуторки на выбоинах и кочках. Эх, дороги…

* * *