Итоги - Нил Шустерман (2019)

Новый кондитер действительно был настоящим гением пирожков и мармелада. Или, по крайней мере, был таковым, пока Жнец Моррисон не подверг его жатве и не занял его место. По правде говоря, еще три недели назад Моррисон вряд ли смог бы вскипятить воды, тем более приготовить суфле. Но краткий интенсивный курс кулинарии давал ему возможность овладеть основами профессии, с помощью которых он смог бы продержаться то небольшое время, которое ему потребуется. Но, сверх этого, он еще научился готовить вещи, которые до него никто не готовил, а именно смертоносный тирамису и убийственный земляничный чизкейк.

Первые два-три дня Моррисон изрядно нервничал, а его малоопытные руки плохо приспосабливались к новым для них инструментам. Но эта нервозность оказалась отличной дымовой завесой – под пристальным суровым взором сестры Астрид все новые слуги тряслись от страха, и Моррисон в этом смысле ничем не отличался от прочих новичков. В этих обстоятельствах неуклюжие движения Моррисона, пытавшегося совладать с венчиками и терками, выглядели вполне естественными.

В конце концов они поймут, что он никакой не кондитер, но он и не собирался разыгрывать этот маскарад слишком долго. Когда он сделает свое дело, эти маленькие нервные тоновики будут освобождены от своей нелегкой службы – святой человек, которому они пока служат, будет подвергнут жатве, и служить им будет уже некому.

– Гипероблако себя ведет сегодня странно, – сказал Грейсон сестре Астрид, которая ужинала с ним.

С Набатом всегда кто-нибудь ужинал – тоновики не хотели оставлять его ужинать одного. Вечером накануне его гостем был приезжий викарий из Антарктики. А до этого – женщина, которая создавала изящные камертоны для домашних алтарей. Редко кто из этих людей был интересен Грейсону, и редко за вечерним столом он сам мог быть Грейсоном. Почти каждый вечер ему нужно было включать в себе существо по имени Набат. Это было, кроме всего прочего, еще и хлопотно, потому что его балахон легко пачкался и трудно чистился, а потому, чтобы соответствовать своей роли, Грейсон вынужден был часто менять свое одеяние. Он, конечно, предпочел бы есть в джинсах и футболке, но, увы, опасался, что никогда больше не сможет насладиться такой роскошью.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «странно»? – спросила сестра Астрид.

– Повторяется, – ответил Грейсон. – Делает не то, что нужно. Вообще, плохо контачит. Будто… само не в себе.

Астрид пожала плечами:

– Гипероблако есть Гипероблако. Ведет себя так, как ведет.

– Вот слова истинного тоновика, – проговорил Грейсон. Это была с его стороны не насмешка, но Астрид восприняла эти слова именно так.

– Я имею в виду, что Гипероблако – это константа, – сказала она. – И если в его поведении тебе что-то непонятно, то это – твои проблемы, а не его.

Грейсон усмехнулся:

– Из тебя выйдет отличный викарий, Астрид.

Слуга принес десерт. Земляничный чизкейк.

– Попробуй, – предложила Астрид. – И скажи мне: это лучше, чем то, что готовил прошлый кондитер?

Грейсон взял небольшой кусочек и попробовал. Чизкейк был само совершеноство.

– Класс! – сказал он. – Наконец-то у нас приличный кондитер!

Десерт на несколько минут отвлек Грейсона от мыслей о Гипероблаке.

* * *

Жнец Моррисон понимал, почему подвергнуть Набата жатве нужно было не пролив крови, и сделать это тайно, а не открыто. Тоновики, охраняющие Набата, умерли бы за своего пророка. К тому же они хорошо вооружены запрещенным оружием, оставшимся со времен Эпохи смертных. Конечно же, они окажут сопротивление – такое, какого обычные люди оказать не смогут. И даже если команда жнецов, явившаяся, чтобы в открытом противостоянии уничтожить Набата, выполнит свою задачу, весь мир узнает о том ожесточении, с которым тоновики бились за своего пророка. А это – плохо! Мир не должен знать, что воле жнецов можно сопротивляться, и сопротивляться до последнего.