Грань времени - Райса Уолкер (2014)

– Я не о тебе. Я видела тебя под прикрытием. Ты прямо как Джеймс Бонд. Это я наивна. Мама говорит, что я слишком доверчива, прямо как папа. Видимо, она права.

– Возможно. Но разве ты хочешь идти по жизни, думая худшее о каждом, кого встречаешь? Помимо всего прочего, я люблю в тебе то, что у тебя характер как у золотистого ретривера.

Я прищуриваюсь.

– Я не рыжая и не пушистая.

– А еще от тебя не пахнет как от собаки. Я говорил про характер. Ты очень добрая. Верная. Ты даешь людям шанс. Разве ты хотела бы сразу решить, что Шарлейн плохая, не дождавшись доказательств?

– Ну нет. – Даже теперь, когда я почти уверена в том, что она задумала, мне не нравится думать о Шарлейн в таком ключе. Я ковыряюсь в своей тарелке с салатом, накалываю несколько овощей и кладу вилку обратно. – Вообще-то я не верю, что Шарлейн плохая. То есть не верю, что она на самом деле плохая. У нее могут быть причины, о которых мы не…

Я останавливаюсь, потому что Трей ухмыляется:

– Я остаюсь при своем мнении. Нам нужно найти тебе хорошенькую кличку. – Я пинаю его ногой под столом, и он смеется. Затем его глаза начинают светиться совсем по-другому, когда он нежно потирает свою ногу о мою и тихо произносит: – Жду не дождусь сегодняшнего вечера. Может быть, наденешь то, что тогда было на тебе?

– Наряд библиотекаря? – приподнимаю я бровь.

Трей закатывает глаза.

– Да, именно. Ты точно зна… – он резко замолкает, когда Шарлейн и Бен подходят сзади, ставя свои тарелки на стол.

– Только крошки от бекона, – ворчит Шарлейн. – И та дама набросилась на меня, когда я вынула контейнер и вывалила все оставшееся себе на тарелку. Ну что мне оставалось делать?

– Наверное, она просто сердится, – говорит Бенсен, который до сих пор молчал. – Это она плеснула соусом на мое пирожное. А лежало оно вовсе не рядом с картошкой.

Я подозреваю, что они говорят о той же самой даме из кафетерия, которую я видела ранее, и я в замешательстве. Часть меня думает, что некруто иметь предубеждения против всех киристов только потому, что некоторые из них придурки, а другая часть оценивает ее как потенциального союзника против Темной стороны. Хотя она старше Кэтрин и не в лучшей форме, поэтому я не уверена, насколько она может быть полезной. Мы некоторое время обсуждаем уроки, хотя бо́льшую часть разговора ведет Шарлейн. Когда наступает затишье, Трей тут же вмешивается с вопросом:

– А ты не боишься, что тебя станут избегать за то, что ты сидишь по эту сторону Великого Раздела?

Бен улыбается, но если бы я моргнула в тот момент, то точно пропустила бы это мимолетное движение его губ.

– Я учусь на стипендию, – говорит он. – Отчасти из-за нужды, что делает меня убогим, и это значит, что меня избегают по определению. Но я не знаю, что такого сделала Шарлейн, чтобы вывести их из себя.

Шарлейн бросает на него злобный взгляд.

– Никого я не выводила из себя, Бен. Это же не детский сад. Я могу сидеть там, где захочу.

– Но у тебя же есть татуировка, – говорю я, глядя на руку Бенсена. – Поэтому я подумала…

Он пожимает плечами, отбрасывая прядь темных волос с глаз.

– Мама хотела, чтобы я учился в Кэррингтон Дэй. А мама Шарлейн сказала ей, что я, вероятно, смогу получить стипендию, если соглашусь на их… условия. Так что я прикинул шансы. Среднестатистический мужчина индийского происхождения теряет девственность примерно в девятнадцать лет. Дополнительные факторы: я толстый, невысокий и моя любимая книга – «Властелин колец». Сложим их вместе, и можно быть уверенным, что к двадцати годам я буду девственником с этой татуировкой или без нее, поэтому я вполне могу извлечь из этого хоть какую-то выгоду. И я слышал, что татуировка делает меня запретным плодом для неверующих.

Брови Бена взлетают вверх на сантиметр.

– Заткнись, Бен, – шипит Шарлейн. – Я думала, ты будешь поумнее. Веришь в каждую байку о раздевалках, какую только слышишь?