Ритуал - Сергей Остапенко (2021)

– Ну, начинайте, а я вернусь через минуту, – буркнул я и углубился в заросли. Продравшись сквозь густой подлесок, быстро миновал несколько рядов клена и остановился в замешательстве: «лесополоса» осталась за плечами, холм круто обрывался, под ногами зияла трещина оврага, а еще дальше простиралось бескрайнее поле, покрытое цветами. Недолго думая, я спустился вниз и засел среди бледных благоухающих тюльпанов. Тыл прикрывали несколько кустов, с виду напоминающих малину.

Бестолковая возня цветовых пятен наверху порождала бесконечное многообразие блуждающих теней внизу. Тени переползали с цветка на цветок, ниспадали со стеблей на землю и взбирались по листьям, перетекая по моим рукам и коленям, окрашивая тело то в багровый, то в тускло-фиолетовый цвет. Рябь тюльпанов и теней, сливаясь с цветовым хаосом потолка, который язык не поворачивался обозвать небом, наполнила меня мистическим трепетом и тревогой. И эти ощущения, чего греха таить, здорово помогали моему занятию. Отчасти оглушенный безобразными небесными гаммами, отчасти истосковавшийся по прекрасному, я потупил взор и разглядывал тюльпаны. Аромат, поднимавшийся от них, приятно щекотал ноздри, лишь отдаленно напоминая запах земных тюльпанов. Повинуясь мгновенному порыву, я сорвал одно растение и понюхал.

По нервам пробежалась неприятная дрожь, напоминающая воздействие гальванического разряда. Пока я оглядывался, выискивая причину новой напасти, мир вокруг меня, или мое восприятие – не стану утверждать наверняка, – снова неуловимо изменился. Адекватнее всего перемену можно передать, как смещение акцентов. В тех отделах мозга, которые отвечают за интерпретацию поступающей сенсорной информации, щелкнул тумблер, и передача смысла пошла с негативным знаком.

Я сфокусировал свое внимание на цветке и в следующий миг со сдавленным возгласом отвращения отбросил его прочь. Раздавленный тюльпан был полон гадкой вонючей субстанции, слизкого кровавого кала. Я обнаружил, что нахожусь в отвратительном месиве, выдавленном из стеблей и лепестков затоптанных мной цветов. Охваченный накатившей брезгливостью, подхватился и обернулся, чтобы ретироваться с этого неэстетичного поля. Шаг, второй. Я замер на месте, пораженный пугающим открытием: кустиков не было! Леса тоже не было, а вместо холма, напротив, появилась глубокая балка. Я снова, почти в прыжке, развернулся вокруг своей оси и в ужасе стал пятиться назад; волосы на затылке зажили своей жизнью: встопорщились, как загривок у напуганной кошки. Еще бы: тюльпаны на всем пространстве до горизонта зловеще покачивались в ломаном ритме, хотя ветра не было. По полю ползла мгла, почти живое облако, словно каракатица с сотней чернильных резервуаров, выбрасывающая перед собой струи мрака. Спасаясь от кошмаров, я зарекся ходить в туалет без сопровождающих и стремглав ринулся в балку, прямо с осыпающейся кромки обрыва спрыгнув в невесть откуда взявшийся ручей.

Снова начались метаморфозы. Меня будто бы протащили сквозь кривую призму, или комбинацию не выверенных увеличительных стекол. Закричал я еще в воздухе, так как заметил, что вместо русла ручья приземлился в подобие гигантской полуразложившейся язвы, или зева уродливой гнилой пасти. Ноги по колено вошли в зловонное месиво: меня с ног до головы покрыло жирными брызгами. Почти воя от тошнотворного запаха, опротивевший сам себе, я стал взбираться назад по склону, с трудом высвобождая ноги, вязнущие в омерзительной жиже. Вонзая скрюченные пальцы в кровавые струпья земли, я пытался выползти из этой гиблой пакости, но между пальцев с чавкающим звуком просачивались лохмотья тухлого мяса, которые легко отваливались, не давая мне возможности удержаться. Углядев свисающий корень, что есть сил потянулся к нему, но он оказался гадостным червеобразным нарывом, который выплюнул в меня свое содержимое. Я сорвался и полетел на дно, борясь с потоками собственной рвоты. И в этот миг понял, что проломился сквозь новую призму восприятия.