Бездушная - Гейл Кэрригер (2009)

— Ты тут не для того, чтобы думать. Что я тебе говорил?

Улыбка Танстелла лишь стала еще шире.

Лорд Маккон протянул вперед сложенные вместе руки:

— Меры предосторожности, Танстелл.

Вот теперь жизнерадостная улыбка Танстелла померкла.

— Вы уверены, сэр, что это необходимо?

Граф почувствовал, как его кости начинают деформироваться.

— Провались оно все, Танстелл, ты что, собрался обсуждать приказы?

Какая-то, пусть весьма небольшая часть его мозга, которая все еще мыслила логически, расстроилась от промаха клавигера. Граф был очень привязан к этому парню, но едва ему стоило решить, что тот готов к укусу, как молодой олух совершал какую-нибудь оплошность. Похоже, души у Тансталла имелось в изобилии, но хватит ли у него разумения, чтобы быть потусторонним? К обычаям стаи нельзя относиться легкомысленно. Если рыжий переживет метаморфозу, но продолжит все так же пренебрегать правилами, разве хоть кто-нибудь будет в безопасности?

К нему на помощь пришел Румпет. Румпет не был клавигером, и метаморфоза в его намерения не входила, ему просто нравилось как следует делать свою работу. Он служил дворецким стаи долгое время и был вдвое старше любого из стоявших в передней молодых людей. Обычно от него было больше толку, чем от всех остальных, вместе взятых.

«Актеры», — злобно подумал лорд Маккон. За представителями этой профессии водился такой грешок. Человек сцены далеко не всегда дальновиден и понятлив.

Дворецкий протянул рыжему медный поднос, на котором лежали ручные кандалы из железа.

— Мистер Танстелл, будьте так добры, — сказал он.

Рыжий покорно вздохнул, взял кандалы с подноса и крепко сомкнул вокруг запястий своего хозяина. Лорд Маккон тоже вздохнул — с облегчением.

— Быстро! — потребовал он.

Это слово уже прозвучало нечленораздельно, потому что меняющаяся форма челюстей постепенно лишала его способности к человеческой речи. Боль тоже усиливалась. Это была ужасная, терзающая каждую косточку агония, к которой лорд Маккон за всю свою долгую жизнь так и не привык.

Протостая клавигеров окружила его и повлекла по каменной винтовой лестнице в подземелье замка. У многих, с облегчением заметил граф, хватило здравого смысла вооружиться и надеть доспехи. У каждого имелись острые серебряные булавки для галстуков. Кое у кого на поясах висели серебряные ножи в ножнах. Если лорд вынудит их к этому, они готовы были пустить ножи в ход, но до поры до времени держались ближе к краю толпы, подальше от него.

Подземелье замка Вулси было заполнено рычащими, мечущимися оборотнями. Младшие, щенки стаи лорда Маккона, совсем не могли пока сопротивляться луне и обращались за несколько ночей до полнолуния. Они находились в замке уже не первые сутки. Остальные пришли сегодня за некоторое время до заката. Один только лорд Маккон был силен достаточно, чтобы так поздно вечером оставаться на воле.

Профессор Лайалл чинно сидел на маленькой трехногой табуретке в углу своей клетки, одетый лишь в диковинные стеклокуляры, и читал вечернюю газету. Он старался замедлить свое обращение. Большинство членов стаи просто позволяли луне изменить себя, но Лайалл всегда сопротивлялся до последнего, противопоставляя свою волю той неотвратимости, что исходит от ночного светила. Сквозь толстые железные прутья клетки своего беты лорд Маккон видел, что позвоночник Лайалла не по-людски изогнут, да и волос на профессоре существенно больше, чем позволительно для участия в любой человеческой деятельности, исключая разве что чтение вечерней газеты в уединении собственной… тюрьмы.

Профессор одарил альфу долгим взглядом желтых глаз поверх очков. Лорд Маккон, держа перед собой надежно скованные руки, старательно игнорировал бету. Он подозревал, что Лайалл сказал бы об Алексии нечто неприятное, но его челюсти уже совершенно не годились для человеческой речи.