Днем и ночью хорошая погода [сборник] - Саган Франсуаза (2012)

Этьен (подхватывая в том же тоне): А у Дюбуа в это самое время двое прелестных деток, и живут они хорошо и спокойно, хотя и поговаривают, что она так и не оставила мыслей о женщинах. Он растолстел: я видел его как-то в гольф-клубе.

Зельда: Ты по-прежнему играешь в гольф? Встань, пожалуйста, Этьен.

Он не спеша поднимается.

Да, ты по-прежнему играешь в гольф. Ты такой же стройный, элегантный, красивый. Эти морщинки тебе очень идут — вот тут и тут… (Касается своих висков.) Это ведь от смеха, да? Ты хорошо повеселился, Этьен, несмотря на мое непредвиденное отсутствие?

Этьен: По-моему, ты слегка перегибаешь с иронией.

Зельда: Да нет, почему бы тебе и не соскучиться даже по мне? Мы так смеялись вместе. Я хорошо смеялась с тобой. С тобой, но никогда над тобой.

Этьен: Да, действительно, эту заботу взяли на себя наши друзья. Нам и правда было весело вместе — когда мы бывали вместе. Ты была очень остроумной, дорогая Зельда, и очень красивой. Впрочем, ты такой и осталась. Действительно, ты была бы идеальной женщиной для выхода, если бы не возвращалась домой каждый раз с другим.

Зельда (ласково): Этьен, думаю, ты не станешь сегодня, в день возвращения блудной, я бы даже сказала блудливой, дочери, пускаться в сожаления и взаимные упреки? И это в то время, когда я осыпаю тебя комплиментами по поводу твоей внешности, твоей любви и твоего терпения. Ах, чуть не забыла: и твоей мудрости! Наше состояние, кажется, еще увеличилось, как сказал мне господин Дюрматт. Вы с Дорис жили как маленькие честные муравьи. Вы заделывали оставленные мной дыры, исправляли содеянные мной глупости, заново позолотили славное имя Ван Пееров… (Ласково смеется.) Все это очень хорошо.

Этьен: Твои банкиры, как обычно, проявили чудеса изворотливости, и мы все это время жили роскошно, во всяком случае я. Что касается Дорис, то ее по-прежнему так возмущает цена железнодорожного билета Париж — Трувиль, что она все так же ездит туда на «бентли». Правда, нам пришлось продать конюшни, это ты знала. Слишком дорого было их содержать.

Зельда: Да, правда, мои лошади были чуточку слишком красивы.

Этьен: Кстати, о красоте: я был бы весьма тебе признателен, если бы ты не заявляла публично — пусть даже только при твоей кузине и лучшей подруге, — что я вызываю у тебя физическое отвращение. Это неприятно.

Зельда (любезно): Ты прав, хорошо, я буду осторожна, обещаю. Особенно при твоей юной подружке… Как ее зовут? Прости, я не запомнила.

Этьен: Лоранс. Я еще не называл тебе ее имени, так что можешь не извиняться.

Зельда (с воодушевлением): Я так думаю, что ты поедешь с ней в отпуск в Каренак? Она хорошо ладит с Дорис? А мое возвращение ее не слишком расстроило? Ты хорошо ей все объяснил?

Этьен: Естественно. Впрочем, она обожает Каренак. Она предпочитает его даже Таити или Идре. В этом одна из ее прелестей.

Зельда: И она не боится общаться с пациенткой Брабана?

Этьен: Да нет. Это поколение имеет уже кое-какое представление о психиатрии, а следовательно, и взгляды на душевные болезни у него не такие средневековые, как у нас. А ты как? Тоже собираешься пригласить кого-нибудь в Каренак?

Зельда (хохочет): Этьен, да кого я могу пригласить? Милого дружка из Брабана? Вылечившегося однокашника — товарища по палате? Но знаешь, выйдя на свободу, они всячески стремятся избегать друг друга. Я уверена, что ни один из них не захочет меня узнать, если вдруг такое случайно произойдет. Ты шутишь, Этьен. У сумасшедших есть одна общая черта с детьми: они ужасные снобы. Я видела, как кое-кто из моих товарищей по несчастью возвращался после трехмесячной неудачной попытки прижиться на воле. Так вот: они нас не узнавали, как будто никогда раньше тут не бывали!

Этьен (очень быстро): Ну знаешь, я вообще-то имел в виду скорее наших общих друзей. Дорис собирается устроить ужин, коктейль. Мы туда пойдем. Там, конечно, будут Оберы, Доминик. Все само собой устроится.