Сильмариллион (перевод Надежды Эстель) - Дж. Р. Р. Толкин (1977)

Когда стало известно, что Моргот бежал из Валинора и погоня была напрасной, валары долго сидели в раздумье среди тьмы в Кольце Судьбы, и майары и ваниары, рыдая, стояли вокруг; нолдоры же большей частью вернулись в Тирион и оплакивали свой затмившийся город. Через погруженную во мрак Калакирию с темных морей вплывали туманы и окутывали башни, и светильник Миндона тускло светил во тьме.

Нежданно появился в городе Феанор и призвал всех к королевскому двору на вершине Туны. Но приговор к изгнанию все еще тяготел над ним, и он восстал против валаров. А потому сбежалась большая толпа – послушать, что он скажет; холм и все лестницы, и улицы, ведущие к нему, были залиты светом факелов, что собравшиеся держали в руках. Феанор был красноречив, и язык давал ему огромную власть над сердцами, когда он хотел того; и в ту ночь сказал он нолдорам Слово, что запомнилось им навек. Пламенна и ужасна была его речь, исполнена гордыни и ярости; и, внимая ей, нолдоры потеряли разум. Бо́льшую часть своего гнева и ненависти обрушил он на Моргота, и все же почти все его речи выросли из лжи Моргота; Феанор обезумел от скорби по убитому отцу и от потери Сильмарилов. Он требовал владычества над всеми нолдорами – раз Финвэ умер – и отвергал установления валаров.

– Почему, о нолдоры, – вопрошал он, – почему должны мы и дальше служить алчным валарам, которые не могут уберечь от Врага ни нас, ни свои собственные владения? И хотя теперь Он их враг, не одной ли они с ним крови? Месть гонит меня отсюда – но и без этого я не стал бы жить в одном краю с родичами того, кто убил моего отца и похитил мои сокровища. И не единственный я храбрец в народе отважных. Или не все вы лишились короля? И чего еще не лишились вы, запертые в теснине между горами и морем? Прежде здесь был свет, в котором валары отказали Средиземью, но теперь тьма уравняла все. Будем ли мы вечно скорбеть здесь – сумеречный народ, задавленный мглою, – роняя напрасные слезы в неблагодарное море? Или вернемся в свой дом? Сладки воды Куйвиэнен под ясными звездами, и широки земли, что простерлись вокруг него, – земли, где есть место для вольного народа. Страны эти ждут нас – а мы по глупости покинули их. Идем к ним! Пусть трусы сторожат город!

Долго говорил он так, убеждая нолдоров следовать за ним и, пока не поздно, доблестью своей завоевать свободу и великие владения на востоке; он вторил лжи Мелькора, что валары заманили их сюда и будут держать в плену, дабы люди могли править Средиземьем. Многие эльдары тогда впервые услыхали о Последышах.

– Пусть трудна дорога, – говорил он, – дивным будет конец ее! Проститесь с оковами! Но проститесь и с беззаботностью! Проститесь со слабыми! Проститесь со своими сокровищами! Мы создадим бо́льшие! Идите налегке, но возьмите мечи! Ибо нам идти дальше, чем Оромэ, терпеть дольше, чем Тулкасу: мы никогда не откажемся от погони. За Морготом – до края Земли! Война станет нашим уделом – и непримиримая ненависть. Но когда победим и вернем Сильмарилы – тогда мы и только мы будем владеть Меркнущим Светом и царить над блаженством и красотой Арды. Никто не лишит нас этого!

И Феанор поклялся ужасной клятвой. Семеро его сыновей бросились к нему и, стоя бок о бок, дали тот же обет; и кроваво блестели в мерцании факелов клинки их обнаженных мечей. Этой клятвы никто не может нарушить, и никто не должен произносить ее: именем Илуватара клялись они, призывая на свою голову Извечный Мрак, если не сдержат обета; и Манвэ призывали в свидетели, и Варду, и благую гору Таникветиль, клянясь ненавидеть и преследовать до конца Мира валара, демона, эльфа или нерожденного еще человека, или иную тварь, большую или малую, добрую или злую, когда бы ни пришла она в мир – любого, кто захватит, или получит, или попытается укрыть от Феанора или его наследников Сильмарилы.