Противостояние - Александр Чернов (2021)

Очередной выстрел прервал речь лейтенанта, и примерно через двадцать секунд на борту «Адзумы» расцвел цветок разрыва…

– Как, как… Охотник я. И отец мой был охотник. И дед был, – отозвался по-звериному оскалившийся матрос, по-прежнему не смотря ни на что, кроме цели, – тут оно, конечно, не дробовик и не «бердан», но прочувствовать тоже можно. Не, вашбродь, теперь от меня он уж никуда не денется!

– А чего же ты, черт эдакий, полтора года ваньку мне валял, пушку не в ту сторону ворочал? – оторопело проговорил Молас, откровенно любуясь действиями комендора. – Ведь мог бы за наводчика стать еще с год назад! Неужели самому была охота снаряды кидать?

– А зачем? – откровенно не понял Зыкин. – Наводчиков у нас в достатке, а что пушку не туда повернул… Я это «право», «лево», вращать «по чусовой, против чусовой» не особенно разумею. Тут пробовать надо, а так, на словах, я не очень… Извиняемси…

С этими словами бывший охотник, а отныне законный наводчик шестидюймового орудия крейсера «Россия» выпустил в сторону «Адзумы», названия которой не знал, ибо в опознании силуэтов тоже был «не очень», очередной снаряд. До конца боя орудие Зыкина показало самый большой процент попаданий из всех русских шестидюймовок. В «Адзуму» на этом этапе боя попало шесть таких снарядов.

* * *

Неудобство и бесперспективность стрельбы его корабля по «Идзумо» стала очевидна для командира, следующего третьим в русской колонне «Витязя». Вспомнив, что Руднев сказал, что «в бою надлежит проявлять разумную инициативу», Миклуха приказал перенести огонь на идущий в японской колонне третьим «Ивате». Стрелявший до этого по «России» в полигонных условиях «Ивате» не долго оставался в положении не пораженного корабля, и теперь в японской колонне похвастаться отсутствием попаданий могла только «Токива». Крейсер, казалось, оправдывал свое название – «Вечная», или «Незыблемая».

За все время боя носовая башня «Памяти Корейца» добилась двух попаданий в «Идзумо». Первое с большой дистанции в грот-мачту. При не взорвавшемся бронебойном снаряде оно осталось не замеченым для русских. Но японцам от того было не легче – пробитая насквозь, она вот-вот готова была рухнуть со всей своей оснасткой. Во втором попадании на русском крейсере тоже были не уверены – снаряд прошил японский корабль почти насквозь, взорвавшись в угольной яме противоположного борта.

После переноса ее огня на «Якумо» последний получил сперва довольно безобидное попадание. Метровая пробоина высоко над ватерлинией никак не повлияла на мореходность и боевые качества крейсера. Но не могло же японцам везти бесконечно! На каждом их крейсере бронированные казематы шестидюймовых орудий и пара башен главного калибра занимали примерно десять процентов от площади бортовой проекции. И при этом броня эта вполне пробивалась десятидюймовыми снарядами. Рано или поздно хоть один из них, но обязан был попасть в уязвимое место, просто по теории вероятности.

Хотя, в общем, японскому флоту, даже получившему ожидаемое попадание, скорее все же повезло. Попади в первый час боя снаряд с «Памяти Корейца» в башню какого-либо корабля британской постройки – «Идзумо», «Ивате» или «Токивы» – и тот бы взорвался. На каждом из них в башне хранилось несколько десятков снарядов, что позволяло повысить скорострельность в первый, самый важный период боя. К счастью для японцев, носовая башня «Памяти Корейца» вела огонь по построенному консервативными немцами «Якумо».